Князь Рысев 4
Шрифт:
— Эт-т-то холлосая палка, да, гани? — Не желая признавать во мне главного, он крутился вокруг Кондратьича. Старик же каким-то чудом держался, чтобы не одарить пронырливого поганца пинком, и грубо оттолкнул его ногой прочь лишь тогда, когда его тоненькие ручонки коснулись винтовки.
Словно баскетбольный мяч, торгаш тяжело откатился прочь, но ничуть не обиделся. Будто он привык, и так с ним ведут себя каждый день.
— Барин, можно я его пристрелю? — Мне показалось, что я услышал мольбу в голосе старика, но отрицательно покачал
Гмур не ведал, что такое приветствие, но моя причуда уже дала понять, что перед нами торговец. Незатейливый, незамысловатый, невесть что вообще забывший в этих коридорах.
Серьезно, куда он шел? Там ведь впереди завал, устроенный нами. Впрочем, подумалось мне, он мог ведь ничего и не знать.
— Моя вам плодавать, гани. Чего хотеть? Моя много-много иметь! Сщ-щитай вся окула — моя магазин. Лавка. Баз-зал! — Он старательно выговаривал каждое слово, будто пытаясь подчеркнуть свои старания. Смотрите, мол, мне с вами говорить тяжко, а ведь выучился!
Мне вспомнилось наставление беса, что деньги лучше не беречь, а тратить все и при первой же возможности. Не признать его правоту сложно — кому ж еще могут быть нужны гмуровы монеты?
Биска раскачивала хвостом из стороны в сторону и разве что не лучилась от самодовольства. Поворачиваясь то одним боком, то другим, она ждала от меня похвалы. Смотри, офицер, какую я чуду-юду тебе привела.
И чтоб ты без меня только делал?
Я даже не знал, как намекнуть ей, сколь бесполезную услугу она мне оказала. Нечто подсказывало, что пятнадцать монеток — это, конечно, не мелочи, но цену этот поганец задерет такую, что здесь надо будет все гмуровы поселения обнести.
Здравый смысл чуял во всей этой затее подвох — мы, значит, со всех ног бежим истреблять его собратьев, а он нам на блюдечке и с голубой каемочкой готов помощь приволочь?
Словно читая мои мысли, он повернул ко мне голову, одарил острозубой ухмылкой, так и говорящей — что же ты, человек, такого плохого обо мне мнения? Не на блюдечке, а за хорошие деньги!
— Чего хотеть? — Он вдруг от Кондратьича перешел ко мне. Поняв, что от «гани» он ничего доброго не добьется, решил, что я куда лучшая цель для словесных атак.
— Моя мног-го плидлагать! Есть пости усе! Сапоги, сапка, сабля — все на «с», все скидка дам!
Словно решив, что я на что-то согласился, он развязал котомку одной из своих сумок. Словно скатерть самобранка, она расстелилась в нехилый половик. Уложенные поверх нее товары были всем и ничем одновременно.
Ясночтение устало выдохнуло — ему не хотелось тратить время на подробный разбор этого скарба, но я ведь заставлю.
— У нас нет денег, — честно признался. Толстяк разве что не подпрыгнул.
— Сто? Сто ты говолись? — Он свистел едва ли не на каждом слове. Едва заслышав о том, что мы фактические банкроты, он подрастерял добрую половину своего энтузиазма.
Я повторил, а он вдруг махнул на это рукой.
— Все говолить — нет денек! А потом рас-с-с, и под матрас-с-с! Моя кледит дать!
Ого, а этот парень быстро готов взять быка за рога и на мелочи не разменивается. Оставалось только гадать, как ему за все это время удалось разрастись до таких размеров, а не сдохнуть от голода? Он знал нас от силы десять минут, но уже был уверен в нашей будущей платежеспособности.
— А если мы не отдадим? — спросил я, переглядываясь с Кондратьичем. Старик был немного не в себе — про гмуров он слышал, деньги их видывал, но впервые и воочию встретить их торговца?
— Это как — не отдавать? — Пузатый богатей как будто не ведал, что такое обман. Впрочем, его хитрая рожа выдавала его с потрохами — он не просто о нем знал, но и частенько к нему прибегал.
— Не отдавать нехолос-с-со. Мои друзья нис тогда плохо делать молодой господина. Гани болеть, гос-с-сподина много болеть. Обман нехолос-с-со.
Биска кивнула, будто подтверждая его слова.
Ладно, кивнул я. В конце концов, за погляд денег не берут. А если что понравиться — так мы что-нибудь и придумаем…
— А ежели мы тебя пристрелим? — Теперь свое любопытство удовлетворял Кондратьич. Не знаю, что было у старика на уме, но могу с точностью сказать — дай я только отмашку, и он всадит в торгаша пули две-три, и контрольный в голову.
Я бы точно этого делать не стал. Торгаш жирел явно не потому, что всяк спешил его ограбить, а как раз потому, что грабить остальных удавалось ему. И уж за столько лет точно была не одна попытка осуществить подобную глупость.
— Лучше не надо, — мрачно отозвалась Биска, подтвердив мои мысли. Я лишь пожал плечами — не надо, так не надо, как будто бы здесь в самом деле кто-то собирался. Меня больше заботило совершенно другое.
— Какого черта?! — Я готов был взорваться гневом. Гмур же не растратил былого настроения и переспросил, будто не понимая, в чем дело:
— Да-да, сто-то не так?
— Я скажу тебе, что не так! Ты что мне пытаешься всучить? Это же проклятые вещи!
Кондратьич при одном упоминании этого разом посуровел, схватился за затвор винтовки. Я снова потянулся к пистолету, словно в самом деле собирался пустить его в ход.
Ну в самом-то деле? Этот поганец пытался мне всучить кольцо, обещавшее даровать мне пять единиц силы — и накладывать каждые три минуты проклятие, отъедающее добрый десяток от случайной характеристики — на те же самые три минуты. Вспомнился подаренный мне образок — словно талисман, он сегодня был со мной. Помочь, конечно, никак не помогал, но…
За кольцом шли сапоги «быстрых ног». От быстрого в них было разве что название — проклятая обувка обещала преобразовать скорость и остроту мысли в скорость бега. Вряд ли бы я в самом деле стал быстрее пули, а вот в том, что непроходимо отупел бы — никаких сомнений не оставалось.