Князь Рысев 4
Шрифт:
— Барин? Живой?
Он рухнул передо мной на колени: кажется, про удачу я поспешил. Едва с него слетел первичный шок, как у старика подкосились колени. Изможденное тело несчастного стонало. Да, говорило оно, когда-то мы ходили в атаки, были готовы прыгать грудью на вражеский редут и отчаянно не ведать устали в горячке боя. Но сейчас суставы, артрит, хрупкие кости — сигать в пропасти не лучшая затея.
— Кондратьич, ты как?
Он пытался встать с моей помощью — важно и злобно топорщились усы. Как будто старик обиделся
— Где это мы? — Удержаться от вопроса было попросту невозможно. Провалившись в небытие, явно не ожидаешь увидеть вокруг себя величественные руины.
Петербург хранил в себе множество тайн. Пыль медленно, но рассеивалась, уходила прочь. Не помня самого себя, я выудил еще одну свечу — чародейский свет стал ярче, выхватывая из потемок зловещие, женственные очертания статуй.
Кем бы ни были те, кому поклонялись вознесшие эти монументы, но добротой во плоти их назвать было сложно. Лица искажались в жутких, зловещих оскалах. Вместо глаз блестел хрусталь — даже сквозь мглу.
Я закусил язык, пытаясь унять любопытство. Словно забыв про недавнюю боль, оно заставляло коснуться резных колонн.
Почему-то на ум шли немоглики, над которыми я когда-то сам угорал. Скудоумные спешили утвердить, что не мог столь величественный град, как Петербург быть построен людьми, да еще и при царе. Словно им нечем было заняться, они выискивали лазерную резку и плазменную шлифовку везде, где только могли. «Отланты» и инопланетяне, по их словам, были строителями прошлого.
Колонна была резная и шершавая — никакими сверхтехнологиями обработки здесь и не пахло. Ваятели скульптур, конечно, обладали немалым талантом — ну так этого добра еще и в античности было полно.
А вот версия о том, что царь наш Петр город не основывал, а нашел грандиозные заброшенные руины и присвоил, начинала набирать популярность даже в моей голове, минуя всякий скепсис.
Мы стояли в каком-то храме. Туннель поверху, провалившийся пол были всего лишь крышей.
Мраморные девы озлобленными фуриями стояли в нишах, подпирая обрушившийся потолок. Некогда здесь царила стерильная чистота, распевались священные песни, жрец возносил хвалу красоте и мудрости полногрудых богинь. А может, и не возносил, хрен его знает — у меня просто такая картина в голове нарисовалась.
— Мать ч-честная… — Кондратьич тоже не отставал. Взгляд старика взирал на обнаженных каменных дев, перескакивал на каменную кладку.
Не укрылся от его взгляда и стоящий посреди всего этого безобразия постамент. Большим каменным столом он привлекал к себе взор фигурной резьбой. Кем бы ни были каменщики, дело они свое знали первоклассно.
Словно мне больше нечем было заняться, я провел по резьбе рукой, тут же закашлялся — слежавшаяся с годами пыль была почти повсюду. Старик за моей спиной громогласно даже по меркам местной мглы чихнул.
Мне снова вспомнилась алтарница, к которой
Я глянул наверх, попятился, когда увидел два зловещих желтых глаза, уставившихся на меня. Свет лучины выхватил из мглы Бискину, скорчившуюся в позе мыслителя фигурку. Задумчиво и грустно она начищала рога, по-детски раскачивала ногами.
Игривой девчонкой она помахала мне рукой. Мне-то думалось, что на наши крики сейчас сбегутся все гмуры этих мрачных подземелий. Воображение, вступив в союз с сарказмом, поддакнуло — ага, мол, прямо вот и сейчас. Обвяжутся себя веревками поперек пуза и спустятся сюда коротышечным десантом.
Я сунул руку под куртку — Подбирин покоился в своей кобуре. Можно было облегченно выдохнуть: ну хоть его не потерял при падении…
Голову занимали мысли, как будем отсюда выбираться — нечто подсказывало, что искать иные пути наружу попросту бесполезно.
Обрыв был немаленьким. Я раскрыл обычную сумку: крюк-кошка с мотком веревки были на месте. Ну, если остальная шняга из магазинчика приключений работала как надо, то и эта тоже должна. Хватило бы только длины, да было бы за что цепляться: терзали меня смутные сомнения, что хрупким потолок этого храма был не только там, где мы шли.
— Везде тупик, барин, — окликнул меня Кондратьич.
Вот ведь черт, а я опять упустил из виду, как он отошел буквально на минуту. После падения мгла обрела для меня совершенно иные очертания. Жадная, голодная, готовая обрушить на голову десятки тысяч чудовищ…
— Кондратьич, — я судорожно сглотнул, — держись меня, хорошо?
Старик был не против, но указал на то, что можно было бы принять за выход.
Завал из камней был ответом — выбраться можно было разве только что через потолок. Под ногой мерзко хрустнуло — я разве что не отскочил, готовый к атаке.
Это оказался всего лишь жук. Судороги сводили уже мертвое тело, он вздрагивал раздавленными лапками, топорщился изломанным хитином. Внутренности несчастного размазались мерзким, тягучим месивом.
Я выдохнул: было бы чего бояться. Всего лишь какой-то жук…
Глянул на потолок под собой, огляделся вокруг — паршивец был размером с целую крысу, такие сквозь щели не пролезут.
Страшная догадка спешила обернуться суровой реальностью.
Я резко раскачал кошку, метнув ее над собой. Крюк отчаянно вцепился в землю, защелкнулся — я слышал гул магического захвата. Подергал веревку — держала крепко, можно было забираться.
Ярко вспыхнувший свет вдруг ударил по глазам, заставил закрыться от него руками. Вот, значит, что ощущают вампиры, впервые попавшие под палящие лучи солнца!