Князь Тавриды
Шрифт:
Григорий Александрович всегда тщательно скрывал свои планы и намерения и с этою целью даже, делая одно, говорил другое.
Во время этой бесконечно длящейся очаковской осады в главную квартиру прибыл присланный австрийским императором военный уполномоченный принц Карл-Иосиф де Линь.
— Когда сдастся Очаков? — спросил он светлейшего, явившись к нему тотчас же по приезде в армию.
— Ах, Боже мой! — воскликнул Григорий Александрович. — В Очакове находятся 18 000 гарнизона, а у меня столько нет и армии. Я во всем претерпеваю недостатки, я несчастнейший человек, если Бог мне не поможет!
— Как? — сказал удивленный де Линь. — А Кинбурнская победа… отплытие флота… неужели все это ни к чему не послужит?.. Я скакал день и ночь. Меня уверяли, что вы начали осаду!
— Увы! — вздохнул Потемкин. — Дай Бог, чтобы сюда не пришли татары предать все огню и мечу. Бог спас меня — я никогда этого не забуду — Он дозволил, чтобы я собрал все войска, находившиеся за Бугом. Чудо, что до сих пор удержал за собою столько земли.
— Да где же татары? — допытывался де Линь.
— Везде, — отвечал князь, — в стороне Аккермана стоит сераскир с великим числом турок; двенадцать тысяч неприятелей находятся в Бендерах, Днестр охраняем; да шесть тысяч в Хотине.
Принц де Линь недоверчиво покачал головой и, убедившись из этой беседы, что от Григория Александровича ничего не узнаешь, переменил разговор.
— Вот, — сказал он, подавая князю пакет, — письмо императора, долженствующее служить планом всей кампании; оно содержит в себе ход военных действий. Смотря по обстоятельствам, вы можете сообщить их начальникам корпусов. Его величество поручил мне спросить вас, к чему вы намерены приступить.
Григорий Александрович взял пакет.
— Не позже, как завтра, я дам вам непременно ответ.
Принц де Линь удалился.
Прошел день, другой, неделя, две, а ответа от Потемкина принц не получал.
Де Линь решился наконец напомнить князю об его обещании, и наконец получил от него лаконичную записку:
«С Божьей помощью, я сделаю нападение на все, находящееся между Бугом и Днестром».
Послав этот ответ, Григорий Александрович призвал к себе войскового судью незадолго перед тем сформированного «войска, верных черноморских казаков», уже известного нашим читателям Антона Васильевича Головатого.
— Головатый, как бы взять Березань?
Из укрепления Березань, построенного недалеко от Очакова, турки очень часто беспокоили вылазками нашу армию.
— Возьмем, ваша светлость! А чи будет крест за то? — спросил прямо Головатый.
— Будет, будет, только возьми.
— Чуемо, ваша светлость, — сказал Антон Васильевич, поклонился и вышел.
Немедленно послал он разведать о положении Березани и узнал, что большая часть гарнизона вышла из укрепления для собирания камыша.
Головатый быстро посадил казаков на суда, пристал спокойно к берегу, без шума высадил отряд и без сопротивления овладел Березанью.
Затем, отпустив свои суда, он переодел казаков турками и поставил из них караулы.
Гарнизон возвратился и, ничего не подозревая, беспечно входил малыми отрядами в укрепление.
Казаки забирали их по частям.
Березань была взята.
Антон Васильевич явился с ее ключами к Потемкину.
— Кресту твоему поклоняемся, владыко! — громким голосом запел он, входя в ставку к светлейшему.
Он поклонился низко князю и положил к его ногам ключи Березани.
Объяснив, каким образом ему удалось исполнить порученное ему дело, он заключил свой рассказ той же церковной песнью:
— Кресту твоему поклоняемся, владыко!
— Получишь, получишь! — воскликнул обрадованный Григорий Александрович, обнял Головатого и возложил на него орден святого Георгия IV класса.
Принц де Линь остался недовольным скрытностью и ответом Потемкина.
Вскоре после получения им письма и взятия Березани, он однажды в разговоре, в присутствии Григория Александровича, заметил, что хитрить в войне хорошо, но также необходима и личная храбрость полководца.
При этом принц привел пример личной храбрости австрийского императора Иосифа II, оказанной им в каком-то сражении.
Григорий Александрович промолчал.
На другой день, надев парадный мундир, во всех орденах, окруженный блестящим штабом, князь отправился осматривать только что заложенный на берегу Черного моря редут, почти под самыми стенами Очакова.
Ядра и пули сыпались со всех сторон.
Находившиеся в свите князя генерал-майор Синельников и казак были смертельно ранены.
Казак испустил жалобный вопль.
— Что ты кричишь? — сказал Потемкин и продолжал хладнокровно распоряжаться работами.
Окружающие начали представлять ему опасность, которой он себя подвергает.
— Спросите принца де Линя, — отвечал с досадой князь, — ближе ли к неприятелю стоял при нем император Иосиф, а не то мы еще подвинемся вперед.
Больше всех осуждали князя за медлительность осады иностранные вояжеры и эмигранты, кишмя кишевшие при главной квартире.
Для того чтобы судить, какого сорта были эти иностранцы, расскажем следующий эпизод.
Известный французский генерал Лафайэт прислал к принцу де Линю инженера Маролля, рекомендуя его за человека, способного управлять осадой крепости.
Де Линь отправился с ним к Потемкину.
Войдя в ставку князя, Маролль, не дожидаясь, чтобы его представили, спросил:
— Где же генерал?
— Вот он! — указал ему один из княжеских свитских.
Маролль фамильярно взял Григория Александровича за руку и сказал:
— Здравствуйте, генерал? Ну что у вас тут такое? Вы, кажется, хотите иметь Очаков?
— Кажется, так, — отвечал Потемкин.
— Ну, так мы его вам доставим, — продолжал Маролль. — Нет ли у вас здесь сочинения Вобана и Когорна? Не худо бы иметь также Реми и прочитать все то, что я несколько забыл или даже не так твердо знал, потому что, в сущности, я только инженер мостов и дорог.