Князь Тавриды
Шрифт:
Князь, бывший в эту минуту в хорошем расположении духа, расхохотался на нахальство француза и сказал:
— Вы лучше отдохните после дороги и не обременяйте себя чтением; ступайте в свою палатку, я прикажу вам принести туда обедать…
Казавшийся лентяем, Григорий Александрович Потемкин зорко следил за исполнением обязанностей подчиненных ему даже сравнительно мелких служащих.
Во время осады Очакова ночью, в сильную снеговую метель, князь сделал внезапно поверку и смотр траншейных работ и не нашел дежурного инженера-капитана, который, не ожидая главнокомандующего в такую погоду, оставил пост свой на время под наблюдением молодого офицера.
Кончив смотр и возвращаясь домой, Григорий Александрович встретил по дороге неисправного траншейного начальника.
— Кто ты такой? — спросил Потемкин.
— Я инженер-капитан Селиверстов.
— Через час ты им уже не будешь! — заметил князь и пошел дальше.
Действительно, не прошло и часу, как капитан получил отставку и приказание удалиться из армии.
Строгость светлейшего, впрочем, не превышала меры.
Один из офицеров черноморского казачьего войска, имевший чин армейского секунд-майора, в чем-то провинился.
— Головатый, пожури его по-своему, чтобы впредь этого не делать.
— Чуемо, наияснейший гетмане! — отвечал Антон Васильевич.
Головатый на другой день явился с рапортом к князю.
— Исполнили, ваша светлость.
— Что исполнили?
— Пожурили майора по-своему, как ваша светлость указали.
— Как же вы его пожурили, расскажи мне?
— А як пожурили? Прости, наияснейший гетмане? Положили, да киями так ушкварили, что насилу встал.
— Как, майора!.. — закричал Григорий Александрович. — Как вы могли…
— Правда-таки, — отвечал Головатый, — шо насилу смогли. Едва вчетвером повалили; не давался, однако справились. А шо майор? Не майорство, а он виноват. Майорство при нем и осталось. Вы приказывали его пожурить: вот он теперь долго будет журиться, и я уверен, что за прежние шалости никогда уже не примется.
II. Перед лицом неприятеля
В то время, когда русская армия с нетерпением ждала решительного приказания идти на штурм Очаковской крепости и роптала на медлительность и нерешительность вождя, когда сотни человеческих жизней гибли от стычек с неприятелем, делавшим частые вылазки и особенно от развившихся в войсках болезней, главнокомандующий жил в главной квартире, окруженный блестящей свитой и целой плеядой красавиц.
Около роскошно убранной ставки Григория Александровича каждый вечер гремел громадный оркестр под управлением Сарти, устраивались пиры и праздники, тянувшиеся непрерывно по целым неделям.
Волшебник Сарти, как называл его Потемкин, особенно угодил светлейшему, исполнив кантаты собственного сочинения на слова: «Тебе, Бога хвалим», причем припев «свят, свят» сопровождался беглою пальбою из пушек.
В числе красавиц, гостивших в то время при главной квартире, были княгиня Голицына, графиня Самойлова и жена двоюродного брата светлейшего Прасковья Андреевна Гагарина.
В угоду своим дамам Григорий Александрович не жалел ничего.
Все малейшие их капризы исполнялись.
Для них он выписывал с особыми фельдъегерями разные диковинки: икру с Урала и Каспия, калужское тесто, трюфели из Перинге, итальянские макароны из Милана и каплунов из Варшавы.
Узнав однажды, что два княжеских офицера, братья Кузмины, отлично пляшут лезгинку, князь тотчас же их выписал из Екатеринодара с курьером.
Те прискакали, лихо отплясали перед его светлостью лезгинку и на другой же день были отпущены назад.
— Молодцы, потешили, спасибо! — поблагодарил братьев Потемкин.
— Офицеры — народ лихой, на все руки… — заметил кто-то. — Взять хоть, например, ваша светлость, вашего адъютанта Спечинского.
— Разве есть у меня такой? — спросил Григорий Александрович.
Надо заметить, что многие адъютанты только числились состоявшими при светлейшем князе, что считалось высокою честью, но в дело он их не употреблял и даже некоторых совершенно не знал ни в лицо, ни по фамилии.
— Спечинский числится в числе адъютантов вашей светлости, — поспешил объяснить находившийся тут же Попов.
— А-а… — протянул Григорий Александрович. — Ну, так что же этот… как его… — обратился князь к говорившему.
— Спечинский, ваша светлость…
— Ну да, Спечинский.
— Да он обладает необыкновенною памятью, знает наизусть все святцы и может без ошибки перечислить имена святых на каждый день.
— Что ты, это, братец, очень интересно… Василий Степанович выпиши-ка его сюда… Он где?..
— В Москве, ваша светлость.
— Пошли в Москву… выдай на дорогу деньги, пусть приедет… Это любопытно…
Спечинский принял приглашение с восторгом, вообразив, что Потемкин нуждается в нем для какого-нибудь государственного дела, обещал многим своим знакомым протекцию и милости, наскоро собравшись, проскакал без отдыха несколько суток в курьерской тележке и прибыл под Очаков.
Это было рано утром. Светлейший еще был в постели. Спечинский тотчас же был потребован к нему.
Григорий Александрович, ожидая выписанного им адъютанта, держал всегда при себе святцы.
Они лежали на столе у его кровати.
— Правда ли, — спросил князь, окинув вошедшего равнодушным взглядом, — что вы знаете наизусть все святцы?
— Так точно, ваша светлость.
— Какого же святого празднуется 18 мая? — продолжал Григорий Александрович, открыв наугад святцы.
— Мученика Феодота, ваша светлость.
— Точно, а 29 сентября?
— Преподобного Кириака, ваша светлость.
— Точно. А 5 февраля?
— Мученицы Агафии.
— Верно, — сказал князь и закрыл святцы.
— Благодарю, что потрудились приехать. Можете отправиться обратно в Москву хоть сегодня же.