Князь Владимир. Книга 2
Шрифт:
— когда заставляют силком! Дело невиданное, страшное, святотатственное — как можно примучивать к вере? К дани — понятно, хоть и жаль отдавать, но надо же содержать общее войско, кормить волхвов, строить стены вокруг города… Однако как можно принуждать менять веру? Веру выбирают сердцем!
Разъярившись, люди бросались на дружинников, стаскивали с коней, били. Вскоре заблистали мечи, послышались крики раненых. Улицы Киева обагрились кровью. Хмельные люди бросались в стороны, выламывали доски и колья из заборов. Одного дружинника
Там уже ждали священники в парадных ризах. Епископ Анастас изменился в лице, когда увидел окровавленных избитых людей. Их гнали как скот, били тяжелыми плетьми и тыкали копьями, не давая остановиться.
— Быстрее! — орал сотник. — Вода теплая! Не утопнете!
На камнях и песке осталась кровь, мигом затоптанная копытами, когда людей загнали в теплые волны. Анастас торопливо прочел молитву, комкая и пропуская слова. Варвары греческого не знают, а священники смолчат. Им уже пообещаны земли, рабы, привилегии, которых не знают в империи. Сейчас главное — закрепиться. Подлинное наступление на русскую веру начнется потом.
Люди стояли в воде. Кто по щиколотку, а самых дальних загнали в волны по грудь. Женщины стыдливо прикрывали руками грудь, мокрая одежда облепляла плотно, священники громко и разноголосо заголосили:
— Кирие элейсон! Кирие элейсон! Кирие элейсон!
Гридни подали коней в стороны. Люди начали молча выходить из воды. На гридней и священников не смотрели, отводили взгляды. Лица их были угрюмыми.
— Возвращайтесь к столам! — крикнул сотник. — Теперь вы, как и наш князь, христиане!
Люди поднялись на пологий берег, оставляя мокрые следы, но там разошлись в стороны. Уже видно было по их спинам, что за княжеский стол не сядут. Кто-то обернулся, зло плюнул в сторону священников. Другой погрозил кулаком.
Тавр видел как один иудей, то ли желая поддержать Владимира, то с каким тайным умыслом, что за подлое племя, разделся донага и шумно вбежал в теплую воду с возгласом:
— Святой отец, крести меня!
Священник с удивлением оглядел его с головы до ног:
— Гм… похвально, похвально обращение к истинной вере… Как зовут тебя, сын мой?
— Сруль, батюшка.
— Будешь Акакием, — решил священник. — И соответственно, и нашему Господу приятно.
А Тавр, поморщившись, посоветовал:
— Либо сними крестик, либо одень портки.
Глава 47
Владимир восседал во главе стола, пировал, угощал, когда к нему пробрался Тавр, усталый и покрытый пылью:
— Княже… Пора тебе показаться и простому люду.
Лицо его было изнуренное, белки глаз покраснели, веки вспухли как от бессонницы. На лбу, прикрытая волосами, пламенела свежая ссадина.
— Очень плохо? — спросил Владимир одними
За ним наблюдали гости, он держал лицо спокойным и улыбающимся. Тавр шепнул с той же натянутой улыбкой:
— Вера отцов крепка…
— Идут нехотя?
— Только с мечами у ребер. Но за стол никто не вернулся.
Владимир поднялся с тем же застывшим лицом:
— Дорогие гости, продолжайте пир! Я отлучусь ненадолго.
С крыльца в глаза ударило яркое солнце. Воздух был жаркий, наполненный запахами жареного мяса, ухи, хмельного меда, сладких вин. Весь двор был уставлен столами, псы лениво дрались из-за мозговых костей, но на скамьях было пусто. Весь необъятный двор выглядел мертвым.
— Ушли на крещение?
— Увели, — бросил Тавр зло. — Другое хуже. Никто не вернулся… А на улицах народ переворачивает столы, бьет бирючей.
Владимир сбежал с крыльца, отроки подали коней. Ворота была распахнуты настежь, и когда копыта застучали вдоль домов — середина улицы была заставлена столами, — у Владимира похолодело сердце. На земле лежали, истекая соком, жареные гуси, печеные молочные поросята, под копытами хрустели черепки разбитых греческих амфор, а земля была темная, вобрав душистые вина.
— Я думал, мне верят, — прошептал Владимир с горечью.
Конь Тавра пошел рядом, задевая боком столы. Тавр буркнул:
— Тебе и сейчас верят…
— Так в чем же дело?
Тавр подумал, что впервые видит князя таким потерянным, раздавленным.
— Но ты лишь человек. А замахнулся на их богов!
Издали слышались крики, брань, конское ржание. Владимир пустил коня в галоп, улица вывела на площадь. Сотни три конных дружинников теснили цепью галдящих людей в сторону Почайны. Некоторые пытались ускользнуть под брюхом коней, тех били острия копий. У многих одежда уже была порвана и пропитывалась кровью.
Владимир поднял коня на дыбы, закричал:
— Всем стоять! Это я, ваш Владимир, буду говорить с вами!
Дружинники остановились, а люди с надеждой повернулись к князю, о котором уже слагали песни. Владимир подъехал ближе, с болью всматриваясь в их угрюмые лица. Они любили его, шли за ним в земское войско, что соединяло сотни враждующих племен в единую Русь, строили Великую Засечную Полосу, послали лучших своих сыновей на заставы богатырские…
Тавр шепнул:
— Не вздумай уговаривать! Все погубишь.
— Почему? — спросил Владимир быстро.
— Уже перепробовали все. Осталась только сила. Но и с нею промедлишь
— нас сметут как опавшие листья.
Владимир вскинул руку. Его сильный голос прогремел как гром, никто кроме Тавра не уловил в нем страха:
— Это говорит ваш князь, он же император Руси! Я силой и хитростью взял… вырвал у ромеев то, за что должен был бы заплатить свободой Руси. Это — вера Христа! Я принес ее на Русь… и повелеваю всем креститься и признать Христа своим богом!