Князь Владимир
Шрифт:
Олаф поднял голову, в покрасневших глазах блеснули искорки заинтересованности.
– Да. Но, как я слышал, ты по приезде сразу хочешь окрестить Русь?
– Да.
– Я все равно еду через Киев, это самая короткая дорога. Взгляну, как делаешь ты. Ты всегда был для меня примером… Этого хотел еще отец, помнишь?
– Так ты его и послушал!
– И еще поеду по берегу Пилатова озера. Говорят, с того самого дня там частые бури. Ярится озеро!
Олаф жадно и быстро ел, а Владимир одевался, краем уха
Понтий Пилат! Шестой римский наместник в Иудее. Якобы сам себя лишил жизни за несправедливость к Иисусу Христу. Говорят, он был сыном полабского князя Тира в Майнце, был послан в качестве заложника в Рим, там возмужал, обучился науке управления, а оттуда император послал его в Иудею.
После обвинений в несправедливости к Христу бросился на меч. Тело его, брошенное в Тибр, вытеснило воду из берегов. Тогда труп положили в деревянную колоду, залили медом и отправили на родину. Там тело Пилата погрузили в озеро, которое и ныне зовется Пилатовым, от него идут страшные бури…
Враки, но зато какие! Сколько Владимир ни расспрашивал полабов, никто не слыхивал о таком озере. Да и чего бы стал лишать себя жизни могущественный наместник Иудеи? Тысячи горе-философов ходят по пыльным дорогам Опаленного Стана. Мало кто их принимает всерьез, и не все зерна, брошенные ими, взойдут. Сотни лет могут пройти, пока изумленный мир поймет настоящую цену крикливому нелепому пророку, на которого нападали собаки, и запомнит его странное имя, не чудное разве что для славян – Зороастр, что значит Заря Утренняя, или Будда, Христос. А разве кто при жизни Мухаммада знал ему истинную цену?
Так что все враки про Пилатово озеро. Но урок: историю пишет победитель. Никто не знает, как было на самом деле. Знают со слов победителя: Иуда повесился на осине, с тех пор она вечно трепещет, Пилат же, как подобает военному, заколол себя мечом, других небо поразило, растоптало, изничтожило, растерло и наплевало на ихние могилы. Так что история учит: важно победить любой ценой, а там он сам напишет историю для потомства. В его власти сотни и тысячи покорных попов, грамотных и услужливых!
Он ударил рукоятью меча в медный щит. Гридень просунул голову в щель, выслушал, исчез, вскоре вернулся со Степой-гамаюном.
– Кот Баюн ты, а не Гамаюн, – сказал Владимир недовольно, видя сонные глаза певца. – Сколько в тебя сна влезает?
– Я ночью песню складывал…
– Знаю твои нынешние припевки! Плюнь, разотри и забудь. И складывай быстренько настоящую песнь. За основу возьми ту, что мы пели, когда шли на ляхов. Чтобы там обязательно были прежние слова: «Мы смело в бой пойдем за Русь святую и как один прольем кровь молодую», вера Христа их тоже перетолкует и присобачит себе.
Он подумал, добавил:
– Да и дальше слова хороши: «В нас кровь отцов-богатырей и дело наше право, сумеем честь мы отстоять иль умереть со славой.
Певец сказал изумленно:
– Так это же старая боевая песня полян! Говорят, ее еще Кий сложил!
Владимир поморщился:
– Это не важно, Кий или сам Рус. Новые поколения будут знать как твою. Только осторожненько всобачивай про молитвы, Христа… По слову-другому.
– «Не плачь по нас, святая Русь, – сказал певец задумчиво, – не надо слез, не надо…» Ага, можно продлить так: «Молись за нас, святая Русь! Молитва – нам награда».
Владимир кивнул одобрительно, кинул ему полтину серебра:
– Вот-вот. Чтоб не требовали золотой посуды, как нынешняя дружина. Помолились – и уже довольны.
Певец ушел, озадаченный и окрыленный разом, а Владимир подумал хмуро, что человеку обязательно надо чувствовать себя лучше других. Золотой посуды на всех не напасешься. У него теперь не дружина, а самое огромное в Европе войско.
Олаф уже наелся, распустил пряжку на поясе, с удовольствием смаковал греческое вино. Глаза блестели весельем.
– Хитер! Я помню, как во Фракии… Бывало, бредешь, ноги волочатся где-то сзади по пыли, уже готов упасть и умереть, ничто на свете не мило. А затянет запевала походную песнь, кто-то подпоет, и уже сил прибавляется, и спина перестает горбиться!
Владимир счастливо засмеялся:
– Олаф! Весь мир – наше поле. А люди – трава, которую можем растить хоть с сорняками, хоть без, а то и вовсе выполоть все к черту и засеять чем-то новым!
По прибытии Владимира с молодой женой встречали волхвы в городских воротах. Молодые девки с распущенными волосами плясали и пели, осыпали новобрачных цветами. Когда они чересчур близко приближались к Владимиру, коричневые глаза Анны становились зелеными от ревности.
Духовенство прибыло со вторым отрядом всего на три дня позже. Их отвели в приготовленные им дома. Часть ромеев взяли в княжий терем, по большей части это были молодые девки, что помогали одеваться принцессе, а также ее ближние слуги, патрикии, послы.
Во дворце сразу зазвучали веселые голоса, смех. В комнатах и переходах замелькали яркие, как крылья бабочек, платья. Окна и раньше всегда были открыты, а по велению князя плотники теперь спешно расширили оконные проемы по царьградской моде. Света стало больше, суровые палаты преобразились. Где в торжественных покоях невольно приглушали речь, чтобы не потревожить души предков, незримо витающие в палатах, теперь весело и раскованно звучала чужая речь, рассыпчатая и звонкая.
Если раньше посуда звенела только на кухне, а оттуда еду на блюдах подавали в трапезную, то с прибытием ромейских гостей ели и пили даже в горницах, светлицах. Все христиане, но за столом не уступали язычникам, не соблюдали постов и скоромных дней, заглядывались на молодых девок – такая вера, по молчаливому наблюдению Тавра, на Руси приживется.