Княжеская школа магии
Шрифт:
— С дырой в голове?!
— Что «с дырой в голове»? — не понял моего вопроса Пушкин.
— Мелкое хулиганство — это дыра в голове, так?
— Ну да. А почему бы и нет. Я же не сделал что-то страшное. Просто решил пострелять. Ну а так как у меня это отлично получается, то почему бы не вызвать противника на дуэль. К тому же он сам не против.
— Я лично против, — поднял Гоголян руку. — Да и если меня ты убьёшь, — обратился усатый непосредственно к волосатику, — то кто вернёт жизнь мне? Ты? Ты, Саня? Не думаю, что ты сможешь это сделать.
Саня Пушка опустил свою кучерявую голову.
— Что-то
— Ладно, парни, драйте полы и заканчивайте с этими извинениями.
Для себя я сделал вывод, что Пушкин уж очень похож на меня: такие же мысли насчёт мамки, мол, чтобы не увидела дыру в голове и тогда всё будет в ажуре.
Я посмотрел на остальных мальчишек и спросил:
— Итак, класс, на чём мы остановились? Ах да, на уроке. Какой у нас урок?
— Сейчас перемена закончится и будет математика, — отозвался высокий парень — единственный, кто был выше всех остальных и чем-то смахивал на Петра Великого. Уж его-то рожу я прекрасно знал, как и Гоголя, и Пушкина, и Толстого. Вот только Толстой не совсем был похож на себя. Да и толстым я его не припоминаю, в отличие от этого мелкого паренька с пузиком. Но да ладно.
— А во сколько вообще начались уроки и сколько они длятся?.. может, сорок пять минут? — попытался уточнить я, при этом решил добавить несколько вопросов: — У вас есть хоть какое-то расписание? Опишите в общих чертах, чтобы я понимал. — А чтобы дети не наглели, я сразу предупредил: — Только если скажете что-то не так, тогда я прочитаю ваши мысли и будет худо всем. Так что не вынуждайте меня делать это, усекли?!
— Да, Хиро Мацумото! — крикнули все, даже Саня Пушка и Гоголян, которые продолжали смотреть на дверь и думали, как же было бы круто, если бы мы не использовали краску… то есть как было бы круто, если бы мы знали, что у нас будет такой охреневший учитель, выбрасывающий учеников через окна.
— Вот и молодцы, — улыбнулся я. — А теперь расписание.
В классе повисла тишина. Никто не хотел ничего говорить. Но это была та тишина, которую не хотели нарушать дети, чтобы не сказать чего-то неправильного. Видимо, они и сами не знали, какое расписание у них. Ведь учёба началась в среду. И началась она у дебила, который оказался слабаком, по всей видимости.
— Не волнуйтесь. Если вы не знаете расписания, тогда так и скажите. Если же знаете, то тоже скажите. А если только думаете, что знаете, но не хотите говорить, потому что боитесь, что что-то можете сказать неправильно и я это узнаю, то не бойтесь — я же читаю ваши мысли, а не чьи-то другие. И мне видно, где вы лжёте, а где не знаете, но делаете свои предположения.
— Тогда я попробую, — осмелился вызваться пузан.
— Отлично, Толстый. Ничего, что я тебя так называю? Ведь я могу и «Лев Николаевич» к тебе обращаться. Ты только скажи, и всё изменю.
— Нет-нет… Толстый — это самое то.
— Вот и славно. Итак, Толстый, говори, — одобрительно показал я ладонью правой руки.
— Насколько мне известно, уроки начинаются в девять утра. Длятся по сорок пять минут. Заканчиваются за пятнадцать минут до конца каждого часа, который идёт следующим за предыдущим, который начался тогда, когда закончился ещё один предыдущий урок, который начался ещё до этого. При этом это должен был быть тот урок, который начался в девять утра, то бишь первый урок.
— Ух как ты намутил. Тебе только «Войну и мир» писать с такими сложными предложениями. Можешь попроще объяснить?
— Первый урок начался в девять утра. Закончился без пятнадцати десять. Потом идёт перемена целых пятнадцать минут. А в десять утра начинается второй урок. Он идёт по такому же расписанию. За ним идут третий, четвёртый, пятый и шестой уроки.
— Вот это уже более простое объяснение. Уверен, если ты будешь практиковать использование простых слов, то даже такие тупые люди, как я, смогут понять твои будущие романы. То есть их будет куда проще читать. Конечно, если ты захочешь их написать. Может, у тебя будут другие планы на жизнь.
— Ладно, — улыбнулся Толстый. — Я постараюсь. Спасибо, Ди… Хиро Мацумото.
— Можешь просто «Димон». Ты уже заслужил это, Толстый.
— Хорошо, Димон, — ещё больше улыбнулся пузан. Он даже как-то оживился, стал более раскрепощённым. — А уроки заканчиваются без пятнадцати три, — с радостью продолжил Толстый. — Это как раз последний, шестой урок. У нас каждый день по шесть уроков. И есть ещё выходные — это суббота и воскресенье.
— Ну вот… совсем другое дело, пацаны.
Прозвенел звонок на второй урок.
— Мы закончили, Хиро Мацумото! — громко заявили Гоголян и Саня Пушка.
Конечно, закончили они хреново, но ходить, чтобы не перепрыгивать, вполне можно было.
— Ладно, идите руки мойте и приходите.
Пушкин и Гоголь свалили.
— Что сейчас за урок? — спросил я у класса, но сразу же вспомнил: — Точно, матеша.
— Но Вы же сказали, что второго урока не будет, разве нет?! — выкрикнул без поднятой руки какой-то парнишка.
— Правильно. Сказал, да. В жопу эту математику, пацаны! — громко заявил я. — Сами её будете учить. Я считаю, что она нужна только тем, кто хочет её изучать. А кто хочет её изучать, тот сам её и изучит. Здесь учитель нахрен не нужен. Поэтому предлагаю перейти к знакомству. Итак, чем вы занимались до этого? Если вам восемь лет, то что вы делали до этого?
— Учились писать, читать, — ответил Толстый. Пузан настолько проникся моим добром на «Димон», что был готов вести беседу на равных. И вот это как раз то, о чём я и говорил — дети начинают чувствовать «Димон», как что-то такое, чего нужно достичь. То есть «Димон» просто так не даётся. Его нужно заслужить. Однако когда заслужишь, то на лице появится такая же безмятежная улыбка, будто погостил денёк у Снуп Догга.
— Что-то ещё было… помимо чтения и писанины?
— Каждый прокачивал то, в чём у него талант, — ответил Толстый.
— И какой у него дар, сверхспособность, — добавил ещё один паренёк.
— Сверхспособность?! — уточнил я.
— Ага. Она самая, — улыбнулся толстячок.
Тут пришли Гоголян и Саня Пушка. Я освободил стул волосатика и дал добро обоим сесть на свои места. Свой же зад «расположил» на подоконнике. Как раз солнышко пригревало в спинку.
— Хм, Гоголян, — прочитал я в журнале. — Ты у нас первым идёшь в списке. Вы бы хоть для приличия в алфавитном порядке раскидали свои имена.
Я пробежался быстренько по журналу.