Княжеские трапезы
Шрифт:
И он повесил трубку.
Обернувшись, он заметил присевшего на ступеньку Банана. На его лице читалось глубокое разочарование.
– Не выгорело? – спросил подмастерье.
– Охальник с ума соскочил: он запросил пятнадцать лимонов!
– А разве тачка того не стоит?
– Если я куплю ее за эти бабки, за сколько же я должен буду продать ее?
– Ты прямо швырнул трубку!
– Ты же знаешь, что он обязательно перезвонит!
Действительно, стоило им подняться наверх, как телефон вновь зазвонил: Охальник. Голосок у него был медоточивым, а сам он держался, словно невинный агнец.
– Ты прав, – поспешно сказал он. – Эти
– За ее настоящую цену, – проворчал Эдуар. Охальник понял, что настаивать не следует.
– Хочешь расскажу тебе, что со мной приключилось вчера вечером? – начал он, многообещающе хихикая.
– Жду не дождусь, – вздохнул Эдуар, внутренне готовясь выслушать вечную историю о траханье.
– Отправился я в кино «Камео» на порнушку. На подобных сеансах ты высматриваешь одинокую девку, садишься с ней рядом и можешь быть уверен, что дело выгорит, потому что такое кино смотрят только те, кто хочет потрахаться. Я снимаю бабенку, у которой есть за что подержаться, может быть, старовата, но ничего, сойдет. Сразу начинаем лизаться и все такое прочее. А на экране показывают, как Екатерина Великая, русская императрица, пользуется пареньками из своей гвардии. Симпатично.
Перед окончанием фильма мы с мамашей договариваемся отправиться в отель «Примавера». Место не очень уж шикарное, но, чтобы потрахаться, можно обойтись и без кровати с балдахином; приступаем к делу. О закусках я промолчу.
– Спасибо, – сказал Эдуар.
Его иронию Охальник пропустил мимо ушей.
– Я распалился, начался настоящий ураган. В какой-то момент хочу отогнуть ей назад голову, хватаю ее за волосы, и тут произошло такое… – Он натужно рассмеялся. – Ее волосенки остаются у меня в руках! Под париком ее башка была лысой, как коленка.
– Грустная история, – заключил Эдуар и повесил трубку.
Этот рассказ о парике напомнил ему о прическе матери и размышлениях Рашели, какую позу должна принимать при любовных утехах ее дочь. На душе стало мерзко.
Но почему мерзко? По чьей вине? Эдуар не смог бы ответить на этот вопрос. Душа у него болела, казалось, рушатся все надежды, а он бессилен что-либо предпринять.
Спустившись вниз, Наджиба и Банан сказали, что им пора домой.
– Как ты думаешь, удастся заполучить эту красотку? – с мольбой в голосе, совсем по-детски спросил паренек.
– Конечно, – успокоил его Эдуар. – Наверняка Охальник где-то спер ее, и ему не терпится избавиться от тачки. Нам придется потрудиться, чтобы сделать ее неузнаваемой!
Наджиба уже вышла на улицу и дожидалась брата возле мопеда. Проводив Банана до дверей, Эдуар смотрел, как брат и сестра усаживаются на тарахтелку. Он заметил, что длинный шарф девушки свисает прямо над колесом, и хотел было ее предупредить, но шум мотора перекрыл его слова; парочка исчезла в черном дыму.
Эдуар вернулся в гараж, злясь на самого себя за состояние депрессии, ведь он всегда был таким деятельным! Бланвен не умел грустить: некоторым людям нравится пребывать в меланхолии, у них это каким-то образом связано с романтизмом. Он же чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда от него требовалась энергичная работа, когда нужно было принимать решения. Погасив свет, он вернулся, чтобы закрыть двойную дверь.
Возясь с замком, Эдуар увидел возвращавшегося на мопеде Банана, одного. Парень
Бланвен сразу понял, что его подмастерье упал: руль и заднее колесо «солекса» были поломаны.
– Скорее иди сюда! – закричал магрибинец.
Не дослушав его объяснений, Эдуар вскочил в стоявшую перед гаражом машину и погнал по дороге.
– Дело серьезное! – выкрикнул ему Банан, когда Эдуар поравнялся с ним.
Через пятьсот метров он обнаружил Наджибу, безжизненно лежавшую на обочине. Эдуар сразу понял, что произошло: как он и боялся, шарф девушки попал в спицы, при этом она свалилась с седла, упала на спину, ударившись затылком о выступ на дороге. Эдуар бросился к ней. Взгляд ее был мертвенно-тусклым, рот приоткрыт, похоже было, что она погибла. Бланвен приложил руку к ее груди, сердце билось с перебоями.
Эдуару захотелось кричать. Он никак не мог поверить глухой жестокой случайности. Прошло меньше трех минут после отъезда брата и сестры. Опустившись на колени перед девушкой, он отчаянно пытался прослушать ее сердце. Бланвен вспомнил о смерти Айседоры Дункан, знаменитой балерины, погибшей точно так же: ее длинный шарф попал в спицы колеса автомобиля и задушил ее.
– Она умерла? Скажи, она умерла? – кричал подбежавший Банан.
Он бросил мопед в поле, не выключив мотора, и «солекс» продолжал рычать, вздрагивая, как зверь в агонии.
– Помоги мне отнести ее в машину! – приказал Эдуар.
Ему снова надо было действовать. Когда Наджибу уложили на заднее сиденье, Бланвен резко тронулся с места, судорожно пытаясь вспомнить, где же находится ближайший госпиталь.
– Может быть, не надо было ее трогать, – выговорил сквозь рыдания Банан, – говорят, что раненых нельзя перевозить.
– Ну да, пускай они подыхают! – зло сказал Эдуар.
Он гнал так быстро, насколько позволяла устаревшая машина, плохо слушавшаяся, руля, на каждом повороте ее заносило на левую сторону дороги. Эдуар сердился на самого себя за то, что не проорал свое предупреждение громче…
Вцепившись в руль, он гнал по направлению к Понтуазу. В голове теснились образы: нелепая прическа Розины, единственная действующая рука Рашель, протянутая для приветствия, «Ситроен-7 В» цвета беж и глазированного каштана, расхваленный Охальником, целомудренный поцелуй ладони маленькой алжирочки, всего одно мгновение тому назад.
Все это осталось в прошлом. Вся цепь событий привела его к нынешнему моменту. Только одно имело значение – да и надолго ли: тело Наджибы, лежавшее на заднем сиденье «Ситроена-15». Автоматически подсознание Эдуара выдало технические характеристики: «15 six» 1939 года выпуска. Бланвен подумал, что эта машина была выпущена пятьдесят лет назад на заводах «Ситроен» с единственной целью: отвезти в госпиталь пострадавшую в автокатастрофе маленькую арабскую студенточку.
Банан молча плакал, и слезы на его лице смешивались с соплями.
Как и всегда, в конце дня движение становилось реже, уже задрожали огни автомобилей в густых и влажных сумерках. Заметив указатель госпиталя, Эдуар прибавил скорости и быстро добрался до отделения неотложной помощи. Он считал, что пострадавшей тут же займутся, начнется боевая суматоха, но оказалось, что их приезд вовсе не нарушил привычного течения дел в госпитале. Прежде всего Бланвену пришлось заняться бумагами. Признаки нетерпения, которые он выказывал, мешали персоналу, и его успокаивали фразами типа: «Мы всем займемся сами, месье, не надо паниковать!»