Княжеские трапезы
Шрифт:
Наконец из коридора появились два санитара с каталкой. Один из них был магрибинец, Банан бросился к нему, принялся что-то объяснять по-арабски с отчаянным видом. Наджибу положили на каталку. Санитар пытался успокоить Банана, но это явно у него не получалось, его неловкие уговоры не могли рассеять тоски, овладевшей парнем.
Санитары повезли Наджибу. Эдуар и Банан хотели последовать за каталкой, но им запретили, и они остались ждать в помещении для посетителей, где в этот час никого не было. Через комнату тянулись какие-то хромированные трубы, мебель была обита чертовой кожей. Кипа выцветших журналов усугубляла ощущение зыбкости происходящего. Мужчины долго молчали.
– Тебе
– Неужели ты думаешь, что у нас есть телефон?
– Должен же быть поблизости от вас какой-нибудь торговец, у которого есть телефон. Поищи-ка в телефонном справочнике!
Банан с сожалением поднялся.
– Да, вот еще что, – предупредил Бланвен. – Сейчас начнется тягомотина с бумагами, приедут легавые и страховые агенты. Естественно, Наджиба ехала одна на мопеде!
Банан кивнул и вышел. Когда он ушел, в помещении появился ординатор в белом халате. Он был высокого роста и чем-то напоминал больную плакучую иву.
– Вы привезли эту девушку?
Эдуар кивнул.
– Знаете ли, – тихим голосом начал ординатор, – дела обстоят не блестяще: она в коме. Травма черепа. Есть опасения, что к тому же у нее поврежден один или два шейных позвонка, – это станет ясно позже, при исследовании на сканере. А пока я подключил ее к аппарату искусственного дыхания и сделал необходимые инъекции для поддержания сердечной деятельности.
Эдуар выслушал диагноз не дрогнув. Невыразимая тоска убивала его.
– И что? – глупо спросил он.
– А ничего, – ответил ординатор. – Будем ждать. Это ваша подружка?
– Нет, сестра моего служащего. – И прибавил: – Она очень хорошая девушка. Можно видеть ее?
– Если хотите.
– Как по-вашему, доктор, есть надежда?
– Если она выйдет из комы в ближайшие часы, то безусловно.
Эдуар обрисовал ситуацию вернувшемуся Банану, и они последовали за ординатором в реанимацию. Наджиба лежала на узкой койке, ее затылок сжимал специальный аппарат.
Девушку подключили к таинственным приборам, гул которых наводил страх. Ее кожа стала даже не белого, а серого цвета, под веками угадывалась пустота – знак вечности. Мужчины смотрели на нее, не осмеливаясь ни заговорить с ней, ни притронуться. Ординатор проверил капельницу. Казалось, что рядом с этой очаровательной девушкой витает смерть.
Эдуар и Банан вышли, спотыкаясь от растерянности.
– Дозвонился до стариков? – спросил Эдуар, когда они садились в машину.
– Нет. Бакалейщик послал меня подальше: его лавка – это не коммутатор для иммигрантов. Правда, нужно сказать, что моя мать ничего у него не покупает.
3
Эдуар никогда не приходил к своей любовнице ночью, поэтому Эдит уже легла, когда он позвонил в дверь.
Учительница жила в маленьком очаровательном домике из известняка, похожем на игрушечный. Перед домиком раскинулся палисадник, в котором шесть месяцев в году цвели розы различных сортов. Запах стоял прекрасный, но Эдуару он не нравился: он считал, что запах роз – это банально. Приходя к своей любовнице, Бланвен никогда не пользовался звонком, а весело стучал в дверь. Выходило вот так: тагадагада-цум-цум.
Сквозь неплотно закрытые жалюзи из комнаты проникал наружу свет. Эдит засиживалась допоздна, читая исторические произведения и пересказывая их затем своим ученикам. Здесь ей не было равных. Она считала, что это – составная часть культуры, а вовсе не обязательная программа. Дети обожали слушать рассказы мадам Лаважоль. Когда она рассказывала им об убийствах герцога де Гиза, Генриха IV или о покушении в Сараево, в классе стояла мертвая тишина. Жизнь Ришелье, казнь Кончини [2] , бегство Людовика XVI и его арест в Варенне увлекали детей не меньше, чем телевизионные передачи. Эдуар не мог забыть охватившего его волнения, когда Эдит Лаважоль описывала конец династии Романовых; увлекшись этим рассказом, он даже забыл посмотреть на ноги учительницы.
2
Итальянский авантюрист, казненный в 1617 г., имел большое влияние на Марию Медичи.
Радостно улыбаясь, Эдит открыла дверь.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она.
На учительнице был ансамбль – шелковые с вышивкой халат и ночная рубашка – подарок Эдуара к Рождеству; от нее пахло сном. Эдит была приблизительно одного возраста с Розиной и тоже оставалась весьма сексуальной. Хотя ее привлекательность не так бросалась в глаза, мужчину, разбирающегося в любви, она завораживала, как может заворожить стоячая вода. Эдуар постоянно спрашивал свою любовницу, много ли у нее было приключений, и очень удивился, узнав, что ее мало кадрили. Коллеги слишком уважали мадам Лаважоль, чтобы пытаться соблазнить ее. Эдит призналась, что изменила мужу всего один раз с врачом-невропатологом, к которому пришла на консультацию по поводу бессонницы, связанной со стрессом. Этот румынский еврей покорил ее при первом же визите своими глазами и голосом. Их связь длилась недолго, ибо Эдит быстро поняла, что для доктора она была лишь одной из многих. Порвать с ним оказалось совсем нетрудно – она просто перестала являться к нему для лечения, а невропатолог заметил ее отсутствие гораздо позже.
– С тобой что-то неладно, Дуду? – встревоженно спросила мадам Лаважоль.
Эдуар рассказал ей о происшествии с Наджибой. Разговор шел в коридоре, украшенном плакатами, повествующими о великой истории Франции. На стенах соседствовали Людовик XIV в королевской мантии и Пастер, Наполеон I и Виктор Гюго.
Эдит разделила горе своего молодого любовника. Чтобы успокоить его, она рассказала, что коматозное состояние одного из ее кузенов длилось около шести месяцев, и все же он выбрался из него, хотя, конечно, и похудел.
– Ты ужинал?
– Нет, но я не голоден.
– Тебе все же стоит перекусить! – требовательно сказала Эдит, увлекая Эдуара в кухню.
Она открыла ему банку скумбрии в томате, которую он обожал, и приготовила омлет с ветчиной. Эдуар все проглотил. Эдит без конца подливала любовнику вино из Сансера, присланное ее отцом. Несмотря на преклонный возраст, тот продолжал заниматься виноградарством.
– Я уже видел тебя в ночной рубашке? – спросил Бланвен.
Эдит покраснела.
– По-моему, нет. А что?
– В ней ты выглядишь по-другому.
– Ты разочарован?
– Ты никогда не разочаруешь меня.
– Боюсь, что это случится весьма скоро! Я старше тебя больше чем на двадцать лет; однажды ты мне не простишь этого.
Эдуар пожал плечами.
– А что значит «однажды»? Наджиба строила планы на будущее, а сейчас эта двадцатидвухлетняя девчонка помирает. Когда я наслаждался твоими трусиками там, в классе, неужели ты считаешь, что я думал о том, что произойдет когда-нибудь «однажды»? Нет, милая: я возбуждался, сходил с ума, вот и все. Только настоящее имеет значение, моя дорогая Эдит! Настоящее и еще раз настоящее! И черт с ним, с будущим! Будущее – это всего лишь настоящее, которому удалось добраться до пункта назначения!