Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки
Шрифт:
— Вам, Вера Александровна, если мне память не изменяет, уже двадцатый год идет?
Меня бросает в краску. Да, по здешним меркам — невеста-перестарок. И пусть сама я на год моложе княжны, я всё равно чувствую некую дискриминацию. На отборе есть и шестнадцатилетние девицы. Где уж мне с ними тягаться?
— К тому же, милочка, — продолжает Дубровина, — ваш папенька, уж простите, у императора не в фаворе. Он когда-то не в свое дело ввязался, отчего и вынужден был покинуть столицу. И если вы думаете, что про ту историю забыли, то напрасно.
Мои щеки пылают от возмущения. Да как она смеет? И пусть говорит она не обо мне, а о Вере Бельской, обида от этого не становится меньше. А самое главное — наверняка, так думает не только она.
Сама же Настасья Павловна отнюдь не считает зазорным обсуждать такие вещи:
— Вон, поглядите, Верочка, даже Никита Александрович изменяет вам с графиней Закревской — весь вечер от нее не отходит. А всё почему? Потому что у Натальи Кирилловны капиталы — не чета вашим.
В этом она права — граф Свиридов, с которым я танцевала на том памятном балу первый танец, разговаривал с Софи на протяжении всего ужина и сейчас не отходит от нее ни на шаг. Он прибыл в Елагинское накануне днем, а сегодня заслужил славу лучшего охотника. Мы перебросились с ним утром несколькими вежливыми словами — не более того.
— Поговорили бы вы с мадемуазель Закревской, — предлагает Настасья Павловна. — Посоветовали бы ей проявить осторожность. Граф не за ней — за приданым охотится. А она — барышня провинциальная, в таких делах неискушенная, поддастся на его лесть, а уж после свадьбы узнает, что у него долгов — как шелков.
И хотя совет Дубровиной вызван отнюдь не добрыми намерениями, а исключительно желанием посплетничать, я решаю ему последовать, и после того, как гости расходятся по своим комнатам, я отправляюсь в спальню Софи.
— Ах, Нат…, — кузина обрывается на первом же слоге моего имени, — Вера, как я рада, что ты пришла. Мне так многое нужно тебе рассказать.
На щеках ее — яркий румянец, и глаза блестят.
— Что-то случилось на охоте?
— Ах, да почти ничего, — она краснеет еще больше.
И я понимаю, что в этом «почти ничего» скрыто на самом деле нечто важное для нее.
— Ты же помнишь графа Свиридова, правда?
— Да, конечно. Мы были представлены друг другу на балу у Елагина.
Софи торопливо кивает:
— Да-да! Я познакомилась с ним там же. Мы танцевали с ним дважды.
— Дважды??? — изумляюсь я.
И как это прошло мимо Дубровиной?
— Ох, да, — смущается кузина. — Я знаю, я не должна была принимать второе приглашение, но… Словом, как-то так случилось, что я его приняла. Мы разговаривали во время обоих танцев. Ты знаешь — я плохо умею поддержать разговор, но с Никитой Александровичем это выходило как-то само собой.
Я никогда еще не видела Софи такой возбужденной, такой радостной.
— А сегодня на охоте граф убил кабана и сказал, что посвящает эту победу мне. Помнишь, так делали рыцари в книжках?
Я судорожно пытаюсь принять решение. Должна ли я рассказать ей, что Свиридова, возможно, интересует вовсе не она сама, а всего лишь возможные финансовые выгоды от такого брака? Мне так не хочется омрачать ее чистую наивную радость. Но что, если граф не остановится на одних только словах и попытается соблазнить ее? Какое разочарование в итоге будет ждать их обоих!
— Нет, ты не подумай, что я забылась, — улыбка сбегает с ее губ. — Я помню, кто я такая. Мне всего лишь хотелось хоть ненадолго почувствовать, каково это — когда тебе посвящают стихи и победы на турнирах. Не скрою — это приятно.
Я всё-таки набираюсь смелости и сообщаю:
— Говорят, граф — охотник за приданым.
— Ну, что же, — в голосе кузины слышится затаенная боль, — в таком случае его ждет крушение надежд, правда?
А я впервые задумываюсь о том, как нелегко, должно быть, было Соне все эти годы, что она жила в Закревке, ощущать себя кем-то вроде человека второго сорта, осознающим, что окружающие всегда будут считать ее приживалкой, нахлебницей.
— К тому же, я помню и другом Никите, с которым я связана обязательством, — продолжает Софи.
Я вздрагиваю. Я же совсем забыла о встрече с Назаровым в Петербурге! Бедная кузина! Каково ей будет узнать, что даже эта тихая гавань, о которой она могла думать с надеждой, для нее теперь недоступна? И нужно ли ей сейчас об этом знать?
После некоторого размышления решаю, что нужно. Ни к чему ей тешить себя несбыточными мечтами. И может быть, как раз здесь, в Елагинском или Петербурге, она встретит человека, который по-настоящему сможет составить ее счастье. Она должна хотя бы знать, что свободна от обязательств.
И я, стараясь не смотреть ей в глаза, рассказываю о том, что Никита Назаров внял советам родителей и, должно быть, уже повел под венец другую девушку.
Соня и это воспринимает стоически:
— Я желаю ему счастья! Правда-правда! Он — хороший человек. И не его вина, что мы не смогли пожениться. Маменька всегда недооценивала его. Она обидела его отказом, и я всегда понимала, что рано или поздно ему наскучит ждать, и он найдет себе более сговорчивую невесту.
Я обнимаю ее, и она склоняет голову мне на плечо.
— Знаешь, Наташа, — она снова называет меня настоящим именем, и на сей раз я не поправляю ее, — я, наверно, вовсе не выйду замуж. Если ты не прогонишь меня, я останусь в Закревке и буду воспитывать твоих детей и внуков.
Я укладываю ее в постель, а сама долго сижу рядом. Заснув, она мечется по подушке и тяжко всхлипывает.
30. Тот самый Пушкин
Пушкин не прибыл и на следующий день, но князь всё-таки решил устроить литературно-музыкальный вечер.