Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
Все тронулись в келью княгини Марьи Ярославны, что через сенцы напротив княжой кельи. Встал было со скамьи пристенной и княжич Иван, но отец, схватив его за руку, молвил громко и радостно:
– Останься, Иване! Ныне ты, как мати моя сказала, – очи мои, а вборзе и помочь…
– Истинно, княже, – согласился Иона, – истинно так. Вельми отрок разумен и скорометлив. Научен уж многому и разуметь уж многое может.
– А что не уразумеешь, сыне мой, на совете сем, – ласково добавил Василий Васильевич, держа Ивана за руку, – потом у меня спросишь.
Совет начался не сразу. Владыка
– Ты, княже, – наконец молвил он тихо и душевно, – о митрополите Фотии ныне упомянул. Чту и аз память его всей душой и сердцем своим. Когда еще млад был аз, простым иноком хлебы пек на Москве в Чудовом монастыре, познал тогда Фотия, и просветил он меня светом познания в беседах своих. Много и во младости еще испытал аз совместно с ним горькой и тяжкой муки о Руси нашей, много зла от агарян, золотоордынцев поганых, от усобиц княжих злых и богопротивных… – Владыка вздохнул и голосом твердым продолжал: – И вложил тогда мне в душу митрополит Фотий мечту о великой державе, вольной от царя татарского! И ныне вот, княже, живота и сил не щадя, аз, грешный и слабый раб Господень, и вся церковь, и отцы за то же ратуем…
– Господи, – воскликнул, широко крестясь, Василий Васильевич, – благодарю тя, Господи!
– Токмо с сынами твоими не так содеял, как мыслил…
– Отче, – перебил его князь, – дозволь мне на совет княгиню мою кликнуть, коль о детях речь твоя…
– Истинно, истинно, – горячо подхватил протоиерей Софроний, – княгиня яко орлица на гнезде своем! Благослови, владыко, покличу ее…
Все, ожидая княгиню, были в молчании, когда вошла она с отцом Софронием, тяжелая и грузная от нового бремени, и села возле князя. Молчали еще все, но вот встал владыка Иона и, поклонившись князю и княгине низко, тронул рукой пол, молвил с горестью:
– Простите мя! Не уберег детей ваших на епитрахиле своей, а привел в заточение к вам…
– Отче, – воскликнула Марья Ярославна, – не винися в том! Бог уж так судил, что детки наши вместе с нами. Где бы нам силы взять, ежели без них-то еще в заточенье быть? Ради них и за Москву ратися будем.
Смолкла княгиня, а князь, слезы сдержав, добавил:
– Все надежды яз возлагаю на тя, отец мой, и на церковь православную. Нет вины твоей, ибо изолгал тя Шемяка и слово и клятвы свои рушил. Все люди сей обман увидят и пойдут за нас на злодея…
Василий Васильевич смолк на малое время и заговорил потом спокойно и степенно:
– Ныне, владыко, свет Божий утратив, о многом яз мыслю, и наипаче об укреплении вотчины своей, Московского княжества, дабы во главе ему быть всея Руси, дабы татар с выи своей сбросить…
– Благослови тя Господь, – ответил владыка Иона. – Выслушай, княже, все, что реку тобе, как все было, и в чем и в ком чаю аз опору имети для дел наших.
– Слушаю тя, отче, – тихо молвил Василий Васильевич.
Рассказал Иона подробно и о побеге княжичей, и о князьях Ряполовских, и о церквах и монастырях, и о том, как весь народ за князя стоит: сироты, воины и люди посадские. Рассказал, как бояре, князья и гости богатые разумеют о делах московских, и в заключение молвил:
– Нету,
– Истинно, истинно, – задумчиво отозвался Василий. – Приказывай же, отче, что деять.
– Ведомо тобе, княже, – продолжал владыка Иона, – что брат княгини твоей князь Василий Ярославич, и князь Оболенский Семен Иваныч, и воевода твой Федор Басёнок со многими людьми в Литву ушли и города там имеют от великого князя литовского. Мыслят они там так же, как мыслят тут князья Ряполовские, а с ними и князь Иван Василич Стрига, Иван Ощера с братом Бобром, Юшка Драница, Семен Филимонов с детьми, Русалка, Руно и многие другие боярские дети и прочие людие. Все они, княже, а с ними и церковь православная, хотят тобя и семейство твое, ежели не уговором и страхом от Шемяки выняти, то силою ратною взять.
Молча перекрестился Василий Васильевич, а княжич Иван увидел опять, как слезы потекли по щекам отца.
– Но ранее того, – строго продолжал Иона, – церковь наша святая и аз, грешный, будем челом бить об отпущении твоем в дальний удел какой, а там, как отпустит Шемяка тобя, и о другом мы помыслим. Ты же, сыне мой, иди на примирение всякое и клятвы и целованье давай без страху. Господь за тобя. Ежели будет так, что клятвы неволей дашь, надежу имей на Церковь. Разрешит она тя от невольной клятвы!
Иона встал, и все встали за ним.
– Княже, – молвил владыка, – завтра на рассвете отъеду из Углича к Переяславлю, а там и на Москву. Тобе же тут отцы Софроний и Алексий служить будут. Буду аз знать все во благовремении и тобя упреждать обо всем. – Взглянув на иконы в углу кельи, он добавил: – А сей вот час, княгинюшка, созови всех чад своих и домочадцев. Отслужим молебную о даровании сына тобе и князю, помолимся о здравии великого князя и о победах ему над супостатами…
Глава 16
Отпущение
В тысяча четыреста сорок шестом году князю Димитрию стало ведомо через доброхотов своих, что по всему княжеству, да и в самой Москве люди всех званий зло на него мыслят, а князья Ряполовские и многие бояре, воеводы и дети боярские, которые были в думе с ними, полки собрав, срок наметили. Порешили они на Петров день к полдню сойтись с воинами своими возле Углича всем вместе и нечаянно для стражи и заставы углицкой напасть и великого князя с семейством из заточения освободить.
Всполошившись, Димитрий Шемяка спешно послал на Ряполовских из Углича Василия Вепрева с большой ратью, а в помощь ему Федора Михайловича со многими полками, повелев им соединиться на Усть-Шексне, у Всех Святых.
Узнав о том, Ряполовские враз повернули на Вепрева и, разбив его на Усть-Мологе, бросились к Усть-Шексне на Федора Михайловича, и побежал тот от них назад, за Волгу. Сами же Ряполовские, видя, что умысел их открыт Шемякой, пошли по новгородской земле к Литве и пришли во Мстиславль, ко князю Василию Ярославичу.