Княжич
Шрифт:
– Здравствуй, мил человек!
– неожиданно раздавшийся из темноты голос заставил его вздрогнуть.
Напрягая зрение, Васька окинул взглядом темницу. У противоположной стены темнели очертания чьей-то фигуры.
– Будь здрав!
– ответил Васька.
– Кто ты?
– спросил неизвестный.
– А ты кто?
– задиристо переспросил юноша.
– Чувствуется, что ты не любитель разговаривать! Будь, по-твоему.
В темнице наступила тишина. Но не надолго. Вскоре к ним добавили еще одного узника. Им оказался Андрей. Васька увидел, что спускается он не пустой. В свободной руке княжич что-то держал.
– Васька!
– обрадовался юноша,
– Вот мы и вместе!
Друзья обнялись.
– Присаживайся! Что там наверху?
– спросил Васька друга.
– Ничего хорошего. Женщины плачут! Арина Евдокимовна, чуть всю бороду Лыкову не выдергала, узнав, зачем он пришел с караулом!
– Да понятно! Я тоже с ним сцепился! А что у тебя в котомке?
– Чистая рубаха да твой зипун. Ксюшка передала! Еще еда. Хлеб, яйца, вареная курица, баклажка с квасом! Это от Арины Евдокимовны! Переодевайся, да пообедаем! Я ведь с утра не ел!
– Я тоже!
– согласился Васька.
Пока Василий переодевался, Андрей, расстелил на участке пола, освещаемом проникающим через лаз дневным светом, скатерку, предусмотрительно положенную в котомку Ариной Евдокимовной и разложил на ней не хитрые домашние яства.
– Эй, ты! Как тебя зовут? Присаживайся к нам!
– предложил незнакомцу Скурыдин.
– Зовуткой меня зовут!
– обиженно отозвался узник, но все же подполз на коленях к скатерке. Глазами, привыкшими к темноте, друзья разглядели заросшего, худого, но жилистого и прямо держащегося человека.
– Угощайся, Зовутка!
– еще раз предложил Васька.
Прошептав молитву, неизвестный с голодной яростью набросился на свой кусок курицы. Друзья не успели съесть и половины своей доли курицы, а незнакомец, обсосав косточки, уже проглотил два яйца, запив их квасом!
– Давно не ел?
– спросил его Скурыдин.
– Ну почему же? Правда, хлеб с квасом и то не досыта, едой не назовешь!
– Значит ты не нашенский? Раз некому о тебе позаботиться?
– А ты догадливый! Не вашенский!
– Ну, так расскажи, кто ты? Откуда родом? За что сюда попал?
– Ладно! Быть, по-твоему, парень! За угощение все расскажу!
– пошутил незнакомец.
– Родом я из Мурома. Родился в семье боярского сына. Был я у своих родителей один, приступил к рассказу незнакомец.
– Так Бог решил!
– сделав паузу, продолжил он.
– Жили не богато, не бедно. Пока черт нашего государя на опричнину не надоумил. Батюшка мой естественно в опричную тысячу не попал. Да и сам бы не пошел! Выселили нас в Пермскую волость, на земли худые. А тут еще мор за грехи наши по Русской земле пошел. Матушка и батюшка мои, один за другим Богу душу отдали. Может это даже к лучшему! Не видели, что потом за этим наступило! Голод начался. Люди не то, что собак, кошек, крыс и мышей ели, человечиной питались! В те годы, в Астрахани, на Волге, говорят получше было. Река рыбой кормила. Вот и подался я туда. Пристал к хорошим людям, с Дона. Жили они рыбной ловлей, торговлей и разбоем не гнушались. Обычно нападали на суда персидских купцов. И наших не пропускали. Не станет ждать какой-нибудь купчишка, когда суда караваном, под охраной стрельцов пойдут, отправится в самостоятельное плавание, а мы тут как тут. На челнах наперерез. Приставай дядя к берегу! Продуваним добычу за несколько дней и опять, в пещерах Жигулевских гор караулим одинокое суденышко.
Ходили мы и на турецкие, персидские, крымские земли. Город Азов брали! Сколько раз султан турецкий, шах персидский, хан крымский требовали от нашего государя наказать казаков за походы в их
А за караваны приходилось головой отвечать. Присылал царь своих воевод с войском на Волгу и Дон. Тех казаков, что не успевали убежать или укрыться ловили и тут же вешали. Но всех не переловишь! На Руси не все караси, есть и ерши! Меня, и друга моего, Ивана Кольцо(42), несколько раз, не поймав, к лютой смерти приговаривали. Его, и тех, кто с атаманом Ермаком Тимофеевичем в Сибирь пошел, государь за приобретение Царства Сибирского прошлым летом помиловал и подарками отблагодарил. Как я сейчас жалею, что четыре года назад, отказался на службу к купцам Строгановым пойти. Ведь упрашивал меня Иван. Теперь вот вместо чести и подарков, отвезут меня в Москву, выведут на “пожар”(43), и покатится моя бедная головушка при всем честном народе с плахи на помост!
Казак замолчал. Наступила тишина.
– А как же ты у нас оказался казак?
– поинтересовался Скурыдин.
– Дела сердечные!
– тяжело вздохнув, ответил незнакомец.
– Зазноба у меня здесь, дочь местного мельника. Что я ей не дарил: сережки и перстни золотые с бирюзой, лаликами(44) и яхонтами(45), жемчуга бурмышские(46), ткани персидские, камки(47) китайские, ширинки тафтяные, все напрасно. Одно говорит, пойду за тебя замуж, только если бросишь свое разбойное “ремесло”! Подглядел кто-то, что я у мельника заночевал и сдал меня губному старосте! Я все рассказал. Думаю теперь твоя очередь!
Скурыдин решив, что казаку можно довериться, рассказал об их с Андреем злоключениях.
– Ну и дела!
– присвистнул казак, выслушав Скурыдина.
– Сплошная загадка! Может, твой друг что-то не договаривает?
– Я ничего не скрываю! О том, что помню, все рассказал!
– обиженно отозвался Андрей.
Незнакомец задумался.
– Да!
– покряхтев, произнес он, наконец.
– Не завидное у вас ребята положение! В любом случае повезут в Москву. Если приставы настоящие, один из вас, - он рукой показал на Ваську, - вместе со мной взойдет на лобное место, а второму за первую татьбу без душегубства, отрежут левое ухо, закуют в кандалы и на три года в тюрьму заточат.
– Если это мнимые приставы, ты, - он показал на княжича, - не доедешь до Москвы. За одно могут убрать и твоего друга. Кто-то могущественный, пока безуспешно, пытается убить тебя.
Друзья молча переглянулись. Они поняли ход мыслей казака. Мрачные перспективы так заставили их уйти в себя, что они почти перестали разговаривать между собой. Молчал и казак.
Васькину сестру и Арину Евдокимовну, которые через караульных передавали еду друзьям, к ним не пропускали. Два раза в день, караульные выводили их по одному из ямы для справления нужды, но с узниками не разговаривали. Лишь однажды, оказавшийся рядом начальник караула Василий Иванов, с сожалением сказал Ваське:
– Видел я на морозильнике приставов, которых ты отделал. Мастерски! Жаль, что защитником земли Русской тебе уже не быть!
Поэтому о том, что делалось в городе, они не знали. Прошли три долгих дня и ночи. Узники почти не разговаривали между собой. Иногда, казак заводил в полголоса одну и ту же песню степной вольницы:
Ой, ты, степь широкая,
Степь раздольная,
Широко ты, матушка,
Протянулася.
Ой, да не степной орел
Подымается,
Ой, да то донской казак