Княжий человек
Шрифт:
Судя по фонтану вырывающейся крови, никаких шансов у него не было. Компас пытался хистом закрыть рану, вот только та оказалось слишком серьезной. И теперь счет шел на секунды.
Печатник увидел огромного ворона с окровавленными перьями, мелькающего среди веток. И тут же в него полетели полупрозрачные стрелы, оставляющие на деревьях белый иней. Саня даже не стал кричать Асе, чтобы она прекратила. Ведь могла убить Пентти. К тому же ворон, пусть и тяжело взмахивая крыльями, довольно скоро растворился в листве.
Саня знал,
Однако все мысли унеслись прочь, когда истекающий кровью Компас стал извиваться на земле, подобно ужу, которого бросили на сковородку. Впрочем, любое сравнение меркло перед реальностью.
Каждый рубежник знал, что нет ничего страшнее, чем оставленный хист в умирающем теле. Промысел заставит испытать такую боль, которой можно лишь пугать врагов. И единственная мысль, терзающая тебя, будет — как избавиться от хиста.
Если рубежник умирает от болезни или наложенного проклятия, то боль станет не такой сильной. Хотя вполне ощутимой. И чем ближе конец, тем явственнее станут ощущаться страдания.
К сожалению, рубежники не взяли с собой кандидата на промысел из какой-нибудь богатой дворянской семьи. Потому что они были жестоки и расчетливы. И оказались готовы к тому, чтобы Врановой, мучимый болью и ужасом, рассказал им все про свои возможные секреты, про спрятанные артефакты и прочие нужные вещи.
Теперь же собственное коварство обернулось против них. Капилляры в глазах Компаса полопались, несмотря на открытую рану вены вздулись, из ушей и носа потекла кровь, ногти растрескались и посерели. Тело не справлялось с возросшим на него давлением.
Смотреть на рубежника было больно. Единственный, кто не мог отвести взгляда, оказался Моровой. Он смотрел на погибающего товарища с вожделением маньяка, который прижал свою жертву к стене.
Печатник сплюнул еще раз. Ему было мерзко от того, что он собирался сделать. Однако поступить «по совести» или «благородно», казалось даже не глупостью, а скорее никому не нужной блажью.
Он склонился над Компасом. Так, чтобы несчастный зафиксировал его в фокусе своего внимания. Легонько дотронулся и произнес.
— Скажи, где твой схрон и обретешь быструю смерть. Мы поможем, Компас, скажи.
При жизни, этот коренастый крепыш был упертым мужиком. Не существовало силы, которая бы поколебала волю Компаса. Кроме хиста. Промысел всегда все расставлял по своим местам. Обретая великую силу, люди понимали настоящую цену дружбе, словам, поступкам.
Потому теперь у Компаса не было другого варианта. Все его мысли свелись к тому, чтобы поскорее покончить с этими невероятными мучениями. Смерть, о которой он раньше думал как о чем-то странном, представала подарком в яркой обертке. Самым желанным, чего можно хотеть в этой глупой и несчастной жизни.
И Компас рассказал. Все, за несколько секунд. Коротких для Сани и невероятно длинных для умирающего. Он тараторил так быстро, как только мог.
Компас и не думал обманывать. Ради чего? Выгода, желание напакостить, злость, обида — все стерла из сознания боль. Отныне внутри рубежника существовала лишь она.
Печатник слушал внимательно, стараясь абстрагироваться от на глазах разрушающейся оболочки товарища. А когда Компас закончил, просто встал и отошел. Не произнеся прощальных речей или скорбно опустив голову. Он разве что отвернулся, стараясь не смотреть на происходящее. А после тихо сказал.
— Федя, давай.
Длинная худая тень мелькнула, склонившись над умирающим. Короткий взмах руки и мощная волна свежего ветра, эпицентр которой был именно здесь, прокатился по заболоченному лесу. Хист покинул Компаса. Чтобы найти другого подходящего кандидата или раствориться в небытие.
Ася, которая была более молодой рубежницей, как по годам, так и по опыту, судорожно сглотнула и отвела взгляд от сидящего над Компасом Морового. Последний словно втягивал ноздрями запах крови, который теперь будто обрел осязаемую силу. Федя напоминал наркомана, наслаждающегося дозой. Он сидел поверх трупа, медленно раскачиваясь из стороны в сторону и прикрыв глаза.
И рубежница не выдержала. Она столкнула Морового с тела, желая обрушить на того всю свою злость. А Федя, смирный молчаливый Федя, который всегда подставлял вторую щеку, вдруг вскочил на ноги. От него исходила невиданная сила, которой в рубежнике раньше не было. И тогда Ася дрогнула.
Потому что поняла, Моровой получил рубец, приблизившись к пути кощея. Все это время Федя довольствовался крошками, которые в конце трапезы смахивали со стола. И не мог наесться. А теперь впился зубами в сочный кусок мяса, сок которого тек по губам.
Наверное, он бы бросился на Асю. И та бы точно потерпела поражение. Нет хуже противника, чем превосходящий тебя по силе ведун, который только что взял рубец. Однако между ними встал Печатник. Единственный, кто был сравним по мощи с Моровым.
— Хватит собачиться. На сегодня смертей достаточно. Лучше думайте, что говорить воеводе.
— Как есть, так и сказать, — пожал плечами Федя. — Мы отправились, чтобы попытаться убить Вранового. Потому что типа в своем праве. И нам не повезло.
— Довольно трепаться, — Печатник вытащил пехотную лопатку, которую держал на Слове. — Лучше похороним нашего брата. По-человечески. Не хватало только, чтобы он поднялся.
Федя не отвел глаза, долго глядя на Печатника. Словно испытывал собеседника. Чего не делал никогда. Раньше он ловил каждое слово своего старшего товарища. И был готов исполнить все, лишь бы услужить Печатнику. Однако что-то неуловимо изменилось. Потому Сане пришлось объяснить.
— Ты больше других выгадал от смерти Компаса. Тебе его и хоронить.