Княжий остров
Шрифт:
— Дедушка, что это? Дай мне поиграть…
— Не игрушка это, чадушка… крест Господень сие называется.
Васенька призадумался, царапая щечку пальчиком и направился к замершему Егору.
— Ты мой папа? Ты уже вернулся с войны?
– Вернулся, — едва слышно отозвался он и подхватил на руки легонькое тельце Васятки, поднял над головой, радостно смеясь.
— А ты больше на войну не уйдешь?
— Не уйду… не уйду Васенька, будем с тобой играть?
— Будем… только игрушек нет у меня.
— Я тебе сделаю.
— И танк сделаешь, и самолет заправдашний?
– Зачем тебе страшные игрушки, я тебе кораблик сделаю, в пруду его будешь пускать под парусом.
– Не хочу кораблик, — обиженно надул губы Вася, — хочу танк и самолет… немцев стану бить.
– Откуда ты пришел, Васенька, кто поранил тебя? — спросил Егор.
– Не знаю, — он наморщил лобик, силясь что-то вспомнить.
– Обеспамятовал, — горько вздохнула старуха, — но раз признал нас за родню, пусть и будет внуком и сыном…
– Дай мне подержать, — робко и глухо проговорил Мошняков, он тянул руки к Егору, и такая неутоленная жажда у него была в глазах, такая мольба, что Окаемов скрипнул зубами и отвернулся… едва сдерживая себя. Сирота большой принял малого на руки, неумело приласкал его и заверил:
— Я тебе выстругаю настоящий автомат… и шашку!
— Правда?
– Правда… и пусть они будут у тебя деревянными всю твою жизнь, — он пестал осторожно дитя, видя с болью душевной ранки на его теле и наливаясь бледностью по своему вырубленному из дуба лицу. Николка Селянинов тоже выпросил его на руки и вдруг некстати радостно пропел:
Ветер дует и качает. Молодую елочку-у… За тебя засадим пулю, Гитлеру под челочку-у-у…— Замаяли ребятенка, хватит уж, — ворчливо поднялась старуха и отняла Васю, — у нево ить кожица поврежденная, небось больно в ваших ручищах, а терпит и молчит… Нанянчитесь ишо вдоволь, пусть очунеется малость под приглядом. Крестить ево надо, нехрещенный, видать, он. Окрестим, старинушка? — она взглянула на Илия вопросительно и с мольбой.
— Окре-естим… еще как окрестим, по всему чину… Кто ж вознесет вас, как не опечаленный вами…
* * *
Через пару дней Васятка уже бегал по монастырскому двору и саду, как ни в чем не бывало, принося бабушке смятение и поиски его, а Ирина так все свободное время проводила с ним, и жалела его и радовалась каждому слову его… Васятка проявил сразу свою самостоятельность и любовь к свободе. Объедался в саду падающими полуспелыми яблоками, пускал кораблики по пруду, отталкивая их от берега деревянным ружьем, сделанным Мошняковым, и внимательно наблюдал, как слабый ветерок наполнял паруса и кораблик плыл через пруд к другому берегу. Необыкновенной смышлености мальчишки поражался даже Илий. Во время одной из молитв в своей келье за садом он вдруг услышал стук в коридорчике и сопение. Старец выглянул и опешил… Малец упорно возился с его уготовленной дубовой колодой, кою в давние годы Илий сам выдолбил тонкостенно
— Ты что задумал, Васенька? — тихо проговорил Илий.
— Кораблик такой хороший, а ты, дедуня, мне про него не говорил… Вот батя парус мне приладит, и поплыву через пруд, — отвечал серьезно Вася, не оставляя свои труды.
— Рано еще тебе в таком кораблике плысть, — покачал головой Илий, — вот ить доступный какой, углядел… Нельзя сей кораблик мочить в воде, он потом порепается и течь даст… Да и тяжел ковчег мой… не утянешь поди к пруду.
— А ты помоги, старинушка, — он назвал его именем, каким добродушно окликнула Илия при нем всего один раз Мария.
Сердце старца растаяло от простоты детской и умилилось. Он опять стал отговаривать его:
– Нельзя, Васюшка, трогать сей кораблик, он мне уготовлен.
— Зачем?
– В нем я как помру, так и поплыву к райским берегам… Я его сам вытесал из цельного кряжа и дубец сей мне нужон вскорости будет, а ты его на пруде изгрязнишь и испоганишь гадами водяными. Ты ведь видал там лягушек и ужаков?
— Видал…
– Ну вот, давай его на место поставим и не трогай дубец… грех самому в ковчег проситься, тебе еще долго жить не помирать.
– Дедушка, а зачем люди помирают? И где они потом живут?
– Кто где… кому какая долюшка выпадет. Чистые люди к Господу идут, души их в раю обитают сладостном. А грешники и неслухи в ад подземный попадают, и худо там им, ох как худо…
— И я умру, дедунь?
– Зачем же тебе помирать, только жить начал, вона сколь яблок кругом и малины спелой, живи да живи…
Васятка отступился от колоды и, когда Илий стал ее утверждать на прежнее место, лез помогать ему и пыхтел от натуги, как заправский мужик.
= Ладно уж, плавай на нем сам, — смилостивился он, — я лягушек и ужаков совсем не боюсь и ты не боись, они не кусаются. Ты живешь в этом домике, дедунь?
— Живу…
— Можно посмотреть?
– Входи, — он взял за руку Васятку и ввел в келью. Под иконами ярко горела лампадка, и малец сразу утвердился взглядом на самом главном в жилье пустынника. Притих, обдумывая увиденное, а потом обнял за ноги старца и проговорил:
— А кто это на нас смотрит из уголочка?
– Это Боженька и матушка ево, Пресвятая Богородица, заступники и спасители наши. Вот вырастешь и научишься книги святые читать, там все прописано.
— Я книжки с картинками люблю, — Вася смело подошел к столу и открыл толстый переплет старинной книги, обтянутой темной кожей. Залез коленками на чурбан и впился глазенками в строки божественного писания. — Я сейчас хочу научиться читать, ты меня выучишь?
Рано тебе еще, но раз просишь, так и приступим сразу… Вот эта буква Аз… вот эта Буки, а эта Глаголь… Букв много и надо их старательно запомнить, а из них составляются великие слова этой книги. Так-то, сын Божий…
— Я запомнил, — радостно проговорил Вася и в точности указал пальчиком и произнес буквы.