Княжий остров
Шрифт:
Егор вышел в монастырский двор и спустился в подвал, где стоял гул и крик его учеников. Уже около сотни молодых воинов сшибались в бою учебном, отрабатывали удары, увлеченные, сильные и смелые, сами уже творящие новые приемы и совершенствуя школу борьбы, ибо русский ум не может слепо принимать науку без непрерывного улучшения ее, без проникновения все дальше и глубже в суть любого дела, доводя до идеала и непрерывно постигая досель непознанное…
* * *
До полуночи бдящие часовые на стенах и колокольне монастыря провели в напряжении и беспокойстве. Пытали их искушения разные: и сон обуревал, и тоска по дому, и маялись они болями неведомыми, слышался им вой зверей в лесу и рык, чудилось скопище войска, идущего приступом на монастырь, трещали и хрустели ворота, ломаемые незримой силой, отовсюду доносился скрип, звяк железа, стук оружья, шаги и беготня суетная вдоль стен. Налетали в тихой ночи внезапные вихри, рвались невидимыми зверьми и остужали страхом душу охранителям монастыря, небо враз заволокло тучами, а все вокруг туманом зыбким, и звуки становились все неистовее и ближе, все изнурительнее накатывал сон и валилось из рук оружие…
В келье сбросило спящего Илия с кровати… Старца шатало, поднимало и било о стены. И опять терзали его слуги Врага Света, и были они гнусны и отвратны. Крестным знамением спасался пустынник от козней диавола, пославшего их… Старцу виделось; разваливаются стены и рушатся, и лезут внутрь все новые звероподобные существа с алчно раззявленными пастями, с намерением погубить его и умучить намертво. Но он молился все громче и тверже клал поклоны, и злые демоны отступались с визгом и воем страшным, исходили дымом зловонным, а на место их вставали новые, все более сильные и злые, и отрывали плоть старца от земли и снова били о стены и дверь запертую, силясь убрать его от иконы святой и прервать моление. Но Илий опять утверждался на коленях и молился, молился, молился, изнемогший, исстрадавшийся взболевшими ранами, все претерпевая и усиливая труд свой иноческий… И было сие выше сил человеческих. И победила благодать укрепляющая, и отступились бесы, гнусны и отвратны, убоялись крестного знамения и сгибли от молитвенного подвига страдальца, и изошли прочь в стенаниях и плаче страшном…
И послышался Илию бессильный скрежет зубов диавола и вой от мучений старца, трепещет сам сатана и боится этих мук… исконный враг Добра: капали слезы аспида, и земля возгоралась от них… Закипают смолой помыслы его гибельные, не могущего тело и душу погубити в геенне огненной, прозевавшего возвращение старца Илия в монастырь. В ярости исступленной и скрежете зубовном стонет он… В страхе не может взглянуть на сияние немощного человека за стенами кельи, и видит он новое, противное ему явление.
Вот вышла старая женщина к колодцу святому, достала воды и плеснула наземь, где куча глубинной глины вынутой курганилась бурьяном, руками разрыла холмик и что-то стала лепить. Любопытство обуяло врага, и он взглянул через ее левое плечо и увидел свое подобие, рогатое и пузатое, быстрыми пальцами творимое… Обрадовался, замешкался он в недоумении, и тут старуха резко повернула голову и трижды плюнула ему в харю, и отшатнулся он огнем сим опаленный и слова молитвы из уст страшной для себя постиг, и увидел, как быстро его подобие в холмик зарыла и камнем привалила сверху, и оградилась крестным знамением…
И с визгом отступился враг, вбуровился в недра и притих там надолго, до сих пор поражаясь силе веры людской и завистью исходя, что нет таких смертных, преданных ему так крепко и неистребимо…
Мария Самсоновна облегченно перекрестилась на восход солнца, снимающего с очей завесу тьмы и зла. Лицо ее было наполнено смирением и святостью, сердце согревали думы о выздоровлении старца, и восприняла она его дарованным сокровищем, путь открывался ей новый на исходе лет. И от радости душевной подломились ноги ее резвые, и опустилась на колени в молитве, взглядывая на стихающую дрожь черного камня, наваленного ею на исчадие ада…
Птица вольная, бездомовая, воспела над ее головой, радуясь народившемуся дню…
* * *
Илий проснулся перед рассветом. Шевельнулся и не почувствовал уже привычной изводящей боли. Стало легко и томно, силы вернулись в его изнемогшую плоть. Он лежал в полной тьме кельи и припомнил вчерашний день, старую женщину, повелевшую ему жить…. И вдруг ему захотелось есть, чего-нибудь свежего и кисленького — яблочка. Он привык усмирять свои желания и терпеть, но жизнь открылась в нем и требовала соков земных. Он пошарил рукой на стуле рядом с кроватью и вдруг ощутил округлость и хрусткую твердость именно яблока и возрадовался, что Бог слышит его и посылает ему плод желанный. Илий поднес яблоко к лицу, и вдохнул спелый, знойный аромат. Он знал, что такие яблоки в монастырском саду не росли, и снова радостное удивление наполнило его… Яблочко было мяконькое, он мусолил его пустыми деснами, напитываясь сладостью и духмяностью поспевшего плода. Съел его целиком, и рука потянулась опять и нашла пирог с ягодой, а потом кружку с отваром каких-то трав, и он выпил ее до дна… Есть хотелось еще, но Илий сдержал зов воскресающей плоти и посилился встать. Поначалу он сел, потом, придерживаясь руками за спинку кровати, поднялся на ноги. Они были еще вялыми, старца пошатывало, слабость кружила голову, но Илий превозмог ее и сделал первый шаг. Качнуло, повело, но он переступил еще и еще, выбрался из кельи с передыхом. Держась одной рукой за стену, медленно выбрел на монастырский двор. На востоке ярко горела звезда утренняя, розовый рассвет молодо румянил далекое небо и купола церквей. Они уже налились робким светом зари, остатки озолочения засветились, и кресты тускло проявились из кромешной тьмы космоса…
Илий жадно вдыхал прохладный утренний воздух, густо замешенный на аромате сада и дерев иных, от лиственниц древних наносило смолой, тронутая росой пахла известь стен и кирпичи храмов, пахла отвологшая трава, обросевшие кусты, доносились еще сонные голоса птиц и призывный кряк уток на озере за монастырской крепью. Голова старца кружилась от сытости жизни, но он пил и пил ее глубокими вздохами и окреплялся ею и чуял бегучую влагу на своих щеках. Взяв в подспорье сломанный держак лопаты, прислоненный кем-то к стене, он пошел к собору, опираясь на него. Шел с остановками, оглядываясь кругом и шепча что-то неслышимое просыпающемуся миру, но доступное высшей силе его… Собор оказался незапертым, и старец с большим трудом отворил огромные железные двери, всплакнувшие от радости петлями, пропуская его внутрь. Гулкая тишина обступила старца. Он долго стоял, впитывая дух храма, и потом шарк его слабых шагов зашелестел под куполом щебетанием касатушек. Внимали ему лики святых на фресках и иконах, принимая его долгим ожиданием…
Илий ощушал тревожный запах ружейного масла, витавший в русском храме, он не знал причины этому, но пахло так же, как от винтовок конвоиров, удары прикладом коих плоть его помнила досель. Он воспринял дух этот чуждый в святом месте, как грозное Божье послание и напоминание, что идет сражение страшное на этой земле, смерть, убиение… Илий опустился пред темным алтарем на колени, и глас его тихий вознесся в молитвах…
Теплый свет восходящего солнца проник через сводчатые окна подкуполья и растворил тьму в храме. Все четче проступал алтарь и иконостас взору старца, все яснее лики святых и фреска Спаса над головою, все тверже и мощнее из уст Илия лилась древняя музыка молитвы, она наполняла храм, как солнечный животворный свет, вздымалась все выше и выше, уходя небесным лучом в звездные миры к престолу Творца… Силы приходили к Илию в молитве, он усердно клал поклоны, осеняясь крестом, верою мир окружающий напитывая, этой истинной музыкой слова и духа православного, русского…
Он молился так радостно и истово, что враги земли этой просыпались в тревоге и тоской томимы. Лютые сердца их страхом вскипали пред возмездием за зло содеянное… Покаяние к заблудшим приходило в предутренний час, воины в окопах наливались силою и отвагой, осязая долг свой перед Отечеством и чуя благословение к бою, к тому самому возмездию врагам пришлым, к алчбе и злу их отвращение… Взору их открывались травы и нивы, увитые росами, золотыми искрами вспыхнувшие в лучах взошедшего солнца… Звездами ясными Россы пришли из космоса.
И след каждый русский оставляет по росной траве, зеленый след в океане предков своих, омывающий его силой богатырской, тайной ангельских садов его дух наполняющий, неугасимым светом звезд мудрых, озаряющий его путь праведный по земле Русской!
* * *
Мария Самсоновна разбудила Егора на рассвете и тревожно прошептала:
— Старец пропал!
— Как пропал? Он же шевельнуться не мог! Где он?
— Не знаю, Ариша избегалась уж по саду и охранников вопрошала, не видели они ево, из крепости не выходил. Тут он гдей-то болезный, кабы не завалился со слабости и не повредился, нельзя ему еще вставать… Я вот новый отвар сготовила, сунулась в келью, а ево и след простыл…