Княжна Дубровина
Шрифт:
— По смт двадцать пять тысячъ, сказала Анюта.
— Сумма огромная! я полагаю надо отложить постройку до будущаго года.
— Мы, дядюшка и я, приказали начать стройку, полагая что вы скоро не прідете, а время уходитъ.
— Напрасно, сказалъ Завадскій недовольнымъ голосомъ, — вы, княжна, разсудите сами: покупать домъ въ Москв и думать нельзя по ныншнему году, меблировать его тоже, а нанять приличный домъ, жить въ Москв, вызжать… я слышалъ, что вы будете вызжать и даже принимать… и вмст съ этимъ предпринять постройки, дло трудное. Въ долги входить въ первый же
— Мы, дядюшка и я, ршились начинать постройки потому, что положили въ виду неурожайнаго года не хать въ Москву, а прожить въ Спасскомъ цлый годъ. Дядюшка такъ добръ, что согласился надзирать за постройками, а живя въ Спасскомъ и соблюдая экономію намъ денегъ много не нужно.
— Это дло совсмъ другое, сказалъ съ удовольствіемъ Завадскій, — это благоразумно и очень достойно съ вашей стороны; вы такъ молоды, что для васъ это большое лишеніе.
— Я не скажу нтъ, отвтила Анюта, — но я желаю устроить сперва Спасское, а потомъ ужь повеселюсь въ волю. Вы, надюсь, переночуете у насъ и быть-можетъ проведете здсь нсколько дней.
— Да, мн необходимо завтра осмотрть Спасское и зайти въ контору. Когда вы проснетесь, я все уже обойду; я человкъ военный, встаю рано.
— А я тоже встаю рано; тетушка пріучила меня къ этому и къ жизни правильной и аккуратной.
— Замчательно умная и чрезвычайно честная ваша тетушка.
— О да, сказала Анюта, чувствуя къ Варвар Петровн большую благодарность за то, какъ она воспитала ее и съ какимъ рдкимъ безкорыстіемъ поступала въ отношеніи къ ней въ продолженіе пяти лтъ ея у нея жизни. Съ укоромъ себ вспомнила Анюта какъ долго негодовала она на тетку за ея строгость, стойкость, непреклонность, какъ долго она не любила ее и не отдавала ей должной справедливости. Теперь она сознавала все, что она для нея сдлала и сколько было въ ней, несмотря на ея сухость и суровость, хорошихъ свойствъ.
— Я ей многимъ, многимъ обязана, сказала Анюта, — и знаю уже и теперь, что буду все больше и больше ее любить и должна всегда быть ей глубоко благодарна.
На другой день до завтрака Завадскiй уже обошелъ все Спасское, былъ на мыз, на конюшн и на скотномъ двор и здилъ верхомъ въ Спасскіе лса, луга и поля. Онъ нашелъ въ лсахъ порубки, поля не слишкомъ хорошо обработанными; хозяйство запущенное какъ и въ Пенз.
— Вы совершенно правы, княжна, вс ваши строенія на мыз одн гнилушки, надо удивляться, какъ до сихъ поръ флигеля эти не завалились, я увренъ, что до нихъ стоить только дотронуться, чтобъ они рухнули, конюшня еще держится, но скотный дворъ изъ рукъ плохъ, а птичный дворъ и чуланъ скотницы и птичницы, потому что это не изба, а чуланъ, такая ужасная смрадная дыра, что гадко смотрть. Я понимаю, что вы настаивали на постройкахъ, далеко ли до бды съ этими развалинами — какъ еще тамъ никого не задавило.
— Если никого не задавило, сказала Анюта серьезно, — то ужь многихъ уморило; пока я была въ Москв, одна изъ старушекъ, бывшая ключница прадда моего, умерла; говорятъ прошлую зиму много дтей умерло отъ горловыхъ болзней.
— Мудренаго нтъ. Вы хотите сохранить оранжереи?
— О да, сказала Анюта.
— Такъ ихъ поправить надо, когда прідетъ архитекторъ, попросите его осмотрть и сдлать смту.
— Мн нужна больница и школа, оранжереи подождутъ; вы видли какіе огромные расходы.
— Справимся, княжна, если вы проживете здсь, съ экономіей, прибавилъ генералъ Завадскій съ удареніемь на слово: экономія, — я вижу, что у васъ здсь большія траты; въ контор я нашелъ огромные счеты за лтніе мсяцы.
— Огромные, сказала Анюта, — но тетушка отличная хозяйка, и мы вмст возьмемся за домашнее хозяйство, но полевое и лсное это не моего ума дло.
— За него я возьмусь. Еще я хотлъ спросить у васъ объ одномъ, я нашелъ вашихъ очень дорогихъ и красивыхъ лошадей въ очень плохомъ состояніи; вашъ кучеръ объяснилъ мн, что вы запретили ему покупать сно.
Анюта покраснла отъ досады.
— Да, я запретила, потому что у насъ есть свое сно, а кучеръ безсовстный человкъ, онъ утверждалъ, что наши лошади не желаютъ сть нашего сна.
— Какъ? спросилъ удивленный Завадскій.
— Такія ужь лошади, сказала Анюта смясь безъ веселости, — что разборчивы и нашего сна не дятъ.
— Какой воръ!
— Я не хочу держать его, сказала Анюта, — прикажите ему отправляться въ другой домъ и искать мста.
— Погодите, княжна, дайте мн найти людей. Управляющій тоже никуда не годится, у скотницы скотина тоже дурно содержана.
— У меня была няня Нмка. Я желала бы ее взять къ себ — она женщина честная и толковая. Она, я думаю, согласится смотрть за птичнымъ и скотнымъ дворами, за порядками въ дом и вести расходы, которые тетушка и я будемъ поврять. И еще вопросъ: могу ли я пригласить къ себ, я хочу сказать, достаточно ли у меня денегъ, чтобы позволить себ на зиму взять учителя рисованія и учителя музыки. Еслибъ я имла ихъ, я бы занялась всю зиму.
— О, что до этого, то не стсняйтесь, это не огромныя суммы. Вотъ покупать домъ, меблировать — дло другое, разорительное въ трудный годъ.
— Еще хотла я у васъ спросить: вы были въ моемъ Петербургскомъ дом?
— Конечно былъ. Это не домъ — дворецъ!
— Я хотла бы продать его, я въ Петербург никогда жить не буду.
— Продавать вы не имете права, а жить никогда не будете — это княжна вы сами не знаете. Вы молоды. Вы выйдете замужъ и если мужъ вашъ…
— О нтъ, прервала Анюта, — я не желаю идти замужъ. Пока и какъ можно дольше я желаю жить съ моими, сказала она глядя на Долинскаго и жену его.
— Ну это какъ Богу будетъ угодно, сказалъ Долинскій, — полюбишь хорошаго человка, Господь съ тобою. Моя жизнь кончается, а твоя начинается!
— А пока, пока надолго, желаю надолго, надюсь надолго, буду жить съ вами. Я съ вами счастлива.
— Кто добръ, богатъ, окруженъ любящею семьей, милосердъ и занятъ, тотъ всегда счастливъ, милая княжна, сказалъ Завадскій. — А вы въ придачу ко всему этому здоровы, молоды и… собою прелестны. Я старикъ и могу сказать это вамъ.
Анюта улыбнулась.