Княжна Дубровина
Шрифт:
Анюта засмялась; Арина Васильевна говорила: домъ безъ троицы не строится.
— Это что-то не такъ говорится, сказала Маша.
— Все равно, смыслъ такой, что безъ Божьяго благословенія домъ не устраивается. Ахъ! а я объ Арин Васильевн и позабыла. Вчера не видала я ее. Какъ однусь, такъ и сойду къ ней, и стыдно мн предъ ней будетъ. Похвалиться нечмъ.
Улучивъ первую свободную минуту, Анюта сошла внизъ, прямо въ свтелку Арины Васильевны. Старушка надвъ очки на носъ читала свои утреннія молитвы изъ стараго, довольно истертаго молитвенника.
— Ранняя пташечка! воскликнула старуха увидвъ свою любимицу,
— Это деньги для вашихъ бдныхъ, Арина Васильевна, — немного, что могу теперь.
— Не во множеств дло, а въ чувств, въ любви. И грошъ данный съ любовію угоденъ Господу. Спасибо вамъ, я завтра раздамъ. Какъ вамъ живется, княжна дорогая, какъ вы въ своей вотчин устроились?
— Плохо, Арина Васильевна.
— Что такъ? спросила старушка.
— Плохо, и по собственной вин. Пріхала я съ моею семьей и имла намреніе все посмотрть, да забыла… По правд сказать, завертлась и завеселилась. И гости у меня были…
— Встимо, встимо, сказала старушка качая головой и ворча. — Врагъ-то силенъ, пробормотала старуха.
— Гуляла я много. Каталась… ну сказать вамъ не могу какъ это случилось, только два мсяца прошли, мелькнули, какъ одинъ день. А когда гости разъхались, мн подали такіе счеты, что у васъ бы волосы стали дыбомъ.
— Такъ, такъ, всегда такъ бываетъ!
— Да это еще что, продолжала Анюта, — пока я веселилась, старушки, старики и дти, — у меня ихъ очень много въ Спасскомъ, — бдствовали и нуждались…
— А ты не знала? спросила Арина Васильевна съ укоромъ.
— Конечно не знала, а когда узнала, для одной было поздно. Она умираетъ. Конечно, я выписала доктора, да все поздно. Но вотъ моя главная бда…
— Какъ еще бда! Разв этой мало, княжна моя, что пока вы хохотали да тшили врага рода человческаго, христіанскія души томились и статься можетъ ввели вы ихъ въ грхъ великій — ропотъ въ сердца ихъ посяли, въ злую думу ввели и не мудрено. Видятъ, деньги какъ рка льются на зати да барскія прихоти, а у нихъ одежи нтъ, можетъ и голодали.
— Ахъ нтъ, это ужь неправда — никто не голодалъ, сохрани Боже, а правда, что многаго не было — особенно помщеніе дурное, сырое, холодное, везд течь…
Арина Васильевна качала головой и наконецъ сказала:
— Вы зачмъ же это сюда пожаловали, повидаться что ли или по дламъ?
— По дламъ. Мой опекунъ — дядя Богуславовъ не хочетъ управлять имніями, надо другаго мн попечителя пріискать.
— И слава Богу, какое его такое изъ Питера управленіе. Все что сказано въ книгахъ премудро. Сказано: двумъ господамъ служить не можно. Вотъ и онъ такъ-то. У него въ Питер не одинъ господинъ а легіонъ ихъ, господъ-то его. Служба одинъ господинъ, суета другой, безденежье третій. Я заподлинно знаю, что онъ всегда безъ денегъ и всегда ждетъ ихъ разиня ротъ, какъ несытый галченокъ въ гнзд. Гд ему управлять чужими вотчинами и черезъ это столькихъ несчастныхъ сдлать.
— Какихъ же несчастныхъ?
— Сначала вотъ тхъ, что безъ крова живутъ, а потомъ другихъ, которыхъ воровать попущаетъ своею безпечностію и недосмотромъ. Вдь онъ ихъ въ соблазнъ вводить. Считается это грхомь великимъ. Онъ не вы, княжна, вамъ по молодости, да неопытности простится, а онъ съ сдиной въ бород. Куда ему управлять другими, слышала собой управить не уметъ. Пусть отступится отъ васъ.
— Другаго надо найти.
— Да, дло не легкое добраго да честнаго, да дльнаго, да осмотрительнаго! Авось найдете съ помощію Божіей, а помаленьку сами учитесь, это всего надежне. Самой надо научиться; если Господь васъ поставилъ надъ всми, такъ и работайте для нихъ.
— Вдругъ нельзя, Арина Васильевна.
— Конечно нельзя. Наука трудная, но потрудитесь — до всего дойти можно. Предъ вами года и года. Просите у Бога мудрости и малодушество откиньте.
— Это въ будущемъ, а теперь я въ тискахъ, сказала Анюта. — Надо строиться, надо въ город себ домъ купить, а денегъ нтъ.
— Денегъ нтъ? Какъ нтъ?
— Капиталы есть, но ихъ не выдаютъ. Я еще несовершеннолтняя. Не знаю что длать.
— Доходы у васъ большіе, сказала старушка, — на доходы стройтесь.
— Нынче бездоходный годъ, сказала Анюта смущаясь. — Говорятъ неурожайный.
— Все же отъ такого богатства доходы есть.
Анюта молчала, колебалась, наконецъ ршилась и сказала:
— Доходы конечно есть, но если строиться, то я не могу на зиму въ Москву пріхать.
— Ну что жь? Не бда. Останьтесь въ деревн.
— Это легко сказать, выговорила Анюта. — Мн смерть не хочется. Я думала совсмъ другимъ образомъ прожить эту зиму.
— Какъ же другимъ образомъ?
— Пріхать сюда, повеселиться въ волю, пожить въ свое удовольствіе, посмотрть какъ другіе живутъ и тшатся — вдь я еще ничего не видала, все въ классной сидла и доучиться тоже хотлось мн.
— Мало вы учились, мало на васъ денегъ истратили, отрзала какъ ножомъ Арина Васильевна, — а вотъ не выучили васъ чему надо, теперь я это вижу. Веселиться — діавола тшить! Душу свою невинную ему запродать!
— Что вы? что вы? Арина Васильевна, воскликнула Анюта съ негодованіемъ. — Разв невинныя удовольствія противны законамъ Божескимъ!
— Когда вамъ подвластные бдствуютъ, гршно тратить деньги на удовольствія, сказала старуха холодно. — Богу это противно. А еще въ церковь ходите, Богу молитесь. Не Ему вы Милосердому молитесь, а поклоняетесь идоламъ — прихотямъ своимъ суетнымъ! Душу свою губите! Отчетъ отдадите вы и за свои грхи тяжкіе, и за слезы неимущихъ и бдныхъ, и за ропотъ ихъ! Чай думаете, пріду въ Москву, нищимъ помогу, бднымъ денегъ подамъ; отъ избытка-то! На теб Боже, что мн непригоже. Нтъ, не угодна Богу будетъ эта милостыня. Начните со своихъ, кто на вашемъ пути поставленъ, ихъ устройте, ихъ призрите, нагихъ своихъ одньте, кровъ дайте, а потомъ ужь о чужихъ, не на пути вашемъ стоящихъ подумайте! Возьмите назадъ свои деньги, я ихъ не возьму. Он гршныя деньги.
— Ахъ Арина Васильевна, сказала смущенная и испуганная ея одушевленіемь Анюта, — не отдавайте мн ихъ назадъ, я общаю…
— Вы узжая все общали. Мое дло теперь сторона, я сказала, длайте какъ знаете. И оставьте меня, прибавила она тише, — вы меня въ грхъ ввели, гнвъ во мн пробудили и все такое… не хорошее. Княжна, приходите, если пожелаете поздне, а теперь оставьте. Каяться надо… грхи мои тяжкіе!..
Анюта, видя, что щеки старухи горятъ, глаза заблистли, поняла, что она помимо воли взволновала ее и что въ ней кипло негодованіе. Она сочла за лучшее уйти. Горячія, страстныя, но гнвныя слова старушки произвели на нее обратное впечатлніе.