Княжья служба
Шрифт:
Воины вокруг зашептались: «На поединок вызывают». Так часто бывало среди противоборствующих сторон. Перед началом боя выходили по одному поединщику с каждой стороны. Бой шел смертный, проигравшая сторона иногда уходила без боя, считалась побежденной. Когда войско было многочисленным – никто не уходил, но воины победившего поединщика получали бурю положительных эмоций, боевой дух их возрастал и креп. Верившие в предсказания воины считали победу добрым знаком и к поединкам перед боем относились серьезно, так же, как и к выбору воина-поединщика.
Все дружно выглянули через бойницы в башнях и зубцы на стенах на татар.
От орды выделился и вышел вперед здоровенный татарин – ростом
Пока я раздумывал – выходить или нет, из ратников выдвинулся туляк, тоже здоровенный, пониже ростом, чем татарин, но шире в плечах, такой же могучий. «Никита Кожемяка, – пронесся шепоток, – кулачный боец, на Масленицу в кулачном бою никто против него устоять не может». Но здесь предстоял смертный поединок, и нужно было не кулаками махать, а искусно владеть оружием. Кожемяка мял и выделывал кожи; в этой работе слабым делать нечего, в его силе я не сомневался. Но татарин всю жизнь в седле, все время в боях, работали за него рабы. Наверняка оружием владеет хорошо. Ой, сомневаюсь я в исходе поединка.
Никита был внешне спокоен, играл мускулами, кичливо поглядывая сверху, со стены, на татарина. На теле у бойца была байдана – вид кольчуги из колец крупного размера. Она была прочнее кольчуги, могла выдержать рубящий удар мечом или саблей, но колющий удар не держала. Слишком велики были отверстия в кольцах.
Богатыря обвязали пеньковой веревкой и спустили со стены вниз. Открывать ворота не решились – вдруг татары ринутся? Никита не спеша отвязал веревку, помахал нам рукой и зашагал в сторону татарина. Ратники и горожане столпились на стене, всех интересовал поединок. Никто из воинов противоборствующих сторон не имел права вмешиваться, оказывать помощь, иначе исход поединка не засчитывался. Татары загалдели, завизжали, принялись бить саблями по щитам. Гам поднялся неимоверный. Наши поддерживали Никиту криками одобрения.
Поединщики сошлись ближе, между ними метров десять-пятнадцать. Медленно переступая ногами, не сводя друг с друга глаз, они описывают круги.
Перед броском копья вес тела переносят на одну ногу. Важно не упустить этот момент, иначе можно не успеть уклониться от летящего копья – расстояние слишком мало. Я сам внимательно смотрел на татарина, но момент броска не увидел. Обычно отводят правую руку назад, и древко лежит в ладони сверху. Татарин же бросил копье, как кидают нож – снизу, почти без замаха, и ладонь была сверху древка. Видимо, был слишком силен и знал свои возможности.
Никита проморгал бросок, так же как и другие наши воины. Копье вошло в живот, пробив байдану и выйдя со спины. Крымчаки уже предвидели бросок своего поединщика – скорее всего он демонстрировал его не раз – сразу восторженно взревели. По логике, Никита должен был упасть замертво. Но слишком силен Никита. В несколько бросков богатырь достиг крымчака, обхватил его ручищами и сдавил так, что хруст костей услышали даже мы на стене. У татарина горлом хлынула кровь, лицо резко побледнело, руки безжизненно обвисли. Никита отпустил татарина, и он рухнул на землю. Поединщик взялся за древко копья, пытаясь его вытащить, но и у него изо рта пошла кровь, он зашатался и упал на крымчака. Несколько секунд стояла мертвая тишина. Затем победно закричали наши воины. Ничья!
Татары раздасадованно плевались. Что-то прокричал их сотник, а может быть и темник; из толпы выскочило несколько татар, схватили нашего Никиту и, подтащив к стенам, обвязали тело веревкой, чтобы мы могли втащить его в крепость. Другие крымчаки унесли тело своего поединщика. Всадники развернулись и скрылись в глубине улиц.
Вечером, после отпевания, Никиту похоронили недалеко от Наугольной башни.
Ночью татары не предпринимали попыток штурма, а наутро кинулись разом, со всех трех сторон – с четвертой крепость прикрывала река Упа. Наступали пешие: передние несли длинные лестницы, споро ставили их на стены. Но большинство лестниц донести до стены не удалось – лучники и пушкари не дремали, выбивали в первую очередь тех, кто нес лестницу. Ров у стены был наполовину завален трупами. Кое-где татарам удалось взобраться на стену, после ожесточенной сечи стену очистили, трупы посбрасывали вниз.
До полудня крымчаки сидели тихо, потом вытащили три пушки – больше у них, наверное, не было, да и эти не иначе где-то захватили; поставили напротив Ивановских ворот и стали методично обстреливать. Артиллеристы из них были неважные, и ядра редко попадали в цель. Пока ворота держались, но обеспокоенный воевода распорядился завалить ворота камнями. И воины и горожане принялись носить камни и заваливать ворота. Вскоре ворот не стало видно, и арка оказалась просто замурованной. Даже если дубовые ворота разобьют ядрами, пусть попробуют пробиться через узкую, заваленную камнями арку.
Все время от полудня до вечера пушки долбили ядрами ворота. И хоть из трех ядер только одно попадало в цель, долго так продолжаться не могло. Толстые дубовые ворота трещали, от них отлетали щепки. После каждого удачного попадания крымчаки радостно визжали и улюлюкали.
Но всему приходит конец – солнце село, и стрельба прекратилась. По моим ощущениям, еще одного дня обстрела ворота могут не выдержать. Надо придумать для татар какую-нибудь пакость.
Я присел у стены, задумался. Что может помочь татарам прорваться в крепость? Только пушки, которые разрушат ворота. С лестницами у них взять стены не получится. С собой взять много пушек они не могли, слишком быстро передвигались; скорее всего, пушки разобрали и навьючили на лошадей. Мой вывод косвенно подтверждало то, что калибр у пушек невелик, да и в других местах – скажем, у Одоевской башни, грохота выстрелов не слышно. Значит самый лучший выход – обезвредить их пушки. Вопрос – как? Напасть ночью и утащить – не получится, слишком тяжелые, да и охрана при пушках будет. Где лежит порох – я не знаю. Думай, Юра, думай! Должен же быть выход. Можно расклепать стволы, они бронзовые. Но для этого надо иметь кувалду и время. Так мне и позволят татары стучать кувалдой по стволам их пушек, да и звон ударов мертвого поднимет. Нет, не годится, но что-то в этом есть. Так, похоже, вопрос решаемый.
Я подошел к своим канонирам, попросил у них отсыпать полведра пороха. Те, подивившись, отсыпали в берестяной туесок. Я помчался к мастеровым, попросил у них шелка, чтобы сделать из него три мешочка – я руками показал размеры. С шелком были проблемы. Я бродил между горожанами и вдруг увидел на парне шелковую рубашку.
– Друг, продай рубашку.
– Да она мне и самому нужна.
– Мне для дела, бомбу сделать хочу.
Парень молча стащил с себя рубашку, протянул мне. Когда же я начал рыться в поясной сумке, сказал: