Княжья воля
Шрифт:
Я подавил сильнейшее желание включить бычку и конкретно поспорить с этим недорослем. Но быстро понял, что восстания не получится. Порвут на куски, зажарят и сожрут…
Ах ты падла датская! Казну он не нашел…
— Благодарю тебя, Эйнар Большие Уши за заботу, — я вложил в голос все добродушие на какое был сейчас способен. — Я сегодня же верну тебе потраченное и заберу корчму обратно.
— Не трудись, Стяр. Столько серебра у тебя сроду не водилось. Минай запросил непомерно высокую цену. Все мои хирдманы скинулись на такое благое дело да и сам я не беден… был, а теперь, вот, еще и корчмарем стал.
— При чем тут Минай? — спрашиваю в конец сбитый с толку я.
— Как же? Рогволд его главным тиуном назначил, вот он и старается, многих уже обобрал до последней
Лучше б я не просыпался…
Я хмуро оглядел окружавшие меня потные, красные, бородатые рожи и ни на одной не обнаружил следов сочувствия. Рожи профессиональных убийц, грабителей-рецидивистов, насильников, торговцев людьми. Господи, какого хрена я среди них торчу столько времени?! Чем заслужил?
— Нет, дан, корабль ты не получишь, — говорю. — Придется тебе на корчме в теплые края плыть.
Глава тридцать первая
Из дружины я ушел. Вот так просто сходил и сказал Рогволду, что больше не хочу служить ему и увольняюсь. Здесь так можно и принято. Без обиды сказал, но Рогволд все понял. Спросил лишь чем кормиться стану. Мне пришлось намекнуть, что это не его княжеское дело и, что в Полоцке я задержусь максимум до поздней весны, а пока протяну на уцелевшие благодаря Гольцу сбережения. Не Бог весть какие, но все же достаточные, чтобы жить и кормить верных мне людей. Сколько их ни есть, все со мной. На корабле. Живем в тесноте, зато в полнейшем согласии и взаимном понимании. Корабельную надстройку или каюту, по-моему, занимаем мы с Младой. Весь арабский контингент, примкнувший к ним постоянно зябнущий Мадхукар и хозяйственный Яромир размещаются здесь же в корабельном сарае на живописном, тихом берегу Полоты в трехкилометровом отдалении от города. Бойцы Горхида сюда не добежали и разорить деревянный ангар, возведенный на зиму предусмотрительными мусульманами, не успели. Арабы еще те строители, но под руководством корабельного плотника умудрились воздвигнуть прямоугольник с длинной стороной в двадцать с лишним метров, устроив стены из вертикально стоящих сосновых бревен с двускатным накатом сверху. С наружи постройка напоминала шкатулку, только открывалась у нее не крышка, а одна единственная дверка, обращенная к лесу, в качестве же клади в "шкатулке" на небольшом возвышении из толстых древесных плах покоился мой стремительный кораблик без мачт. Щели на зиму проконопатили конопляным веревом, сложили два очага в каюте и в самом сарае, дымно и копотно, но тепло и уютно. Жить можно, короче. Дичи в лесах полным-полно, Яромир усердно натаскивает Мадхукара и Джари на зимнюю добычу, учит читать следы, правильно скрадывать зверя, так что без мясца не кукуем, питаемся правильно.
Деньги на жизнь притащил Голец на следующий день после моего ухода из города. Принес в компании с Дроздом. К тому времени я уже остыл, а поначалу имел стойкое желание при встрече от души задвинуть боярину доброго апперкота, будь он хоть трижды чемпион на мечах. Однако, поразмыслив, решил Дрозда простить, он, все таки, жизнь мне спас, огородив от поединка со Старлугом. Спас злокозненно, но дела это не поменяло. Я жив, благодаря Дрозду и… Эйнару.
— Не много нашлось желающих ставить против меня в поединке, — с усмешкой сказал Дрозд, когда Голец бухнул на стол не слишком увесистый мешочек. — Крохи, но все же. Вира от Миная тоже здесь. На корчму не хватит, но до весны прожить в самый раз. Ты ведь уйдешь весной?
Я кивнул. Уйду, задачу отыскать Мишу я с себя не снимал и в Полоцке меня ничего больше не держит. Вот кораблик до ума доведем и отчалим.
— Не держи на меня зла, Стяр, — примирительным тоном заявил Дрозд. — Так было нужно. Не мог я допустить твоей смерти, потому как чувствую, что пришел ты в Явь для какой-то высшей цели. Ты ведь упрямый как стебель ползучей травы, его только с корнем вырывать следует, иначе все равно приползет куда ему надо. Не думал я, что зелье мое сонное на рану твою так подействует,
Задумался я: ну с чего бы ближнего боярину Рогволдова так истово беспокоиться о моем здравии? Мифическая высшая цель? Какая? В чем она? При чем тут я? Эх, если бы он только знал весь расклад, небось, по иному заговорил.
Напились мы в тот вечер знатно. С собой в санях Дрозд привез бочонок заморского вина, огромную, копченую по-горячему оленью ляжку и связку копченых рыбин. Пировали сначала вместе со всеми, устроившись на палубе арабского кораблика, затем втроем поднялись в каюту для приватной беседы. Там при свете теплящегося очага Дрозд поведал как бесился Минай после потери своего любимчика херсира и как Рогволд наорал на него когда тот попытался заявить о несправедливом бое.
— Боярин Минай умеет быть полезным князю, просто из кожи вылезает, чтобы Рогволд мог оценить его старания. Свалить хитрого лиса будет непросто, но я на твоей стороне. Да и не только я. Но будь осторожен, после твоего глупого ухода из дружины Минай усилия утроит. Ты ведь теперь не княжий гридень, за которого встанет вся дружина, а обычный людин. В одиночку нигде не броди. Минай собрал неплохую дружину целиком из нурманов и среди них есть несколько не уступающих Старлугу в бою. Считай мои слова предупреждением. Утром пришлю сюда твоего стрелка и Врана, а то что-то совсем заскучали они в городе, через седмицу их сменят Стеген и Шест. Вендар со Змеебоем уговорили князя расставить вокруг города сторожи. Одна из них будет стоять у тебя. Не против?
Ясное дело, не против! Я как мальчишка обрадовался скорому возвращению своих пацанов, тут же до краев наполнил кубки кисловатым вином и провозгласил тост за здоровье всех присутствующих.
Две трети винного бочонка спустя Дрозд начал сетовать на тревожную обстановку в городе.
Варяги и скандинавы как рыба на нерест прут в Киев транзитом через Полоцк. Некоторые задерживаются на несколько дней, а то и недель, отдохнуть, починиться, погулять от души перед дальней дорогой. Среди них нередко находятся родственники княжих дружинников, тогда в домах гремят разудалые ночные пирушки, после которых загулявшие гости как гориллы из клетки выплескиваются на улицы спящего города и задирают поздних прохожих. Теперь жители по ночам носа со двора не суют, окна-двери покрепче припирают. Городские стараются и днем безоружными не расхаживать, а у гриди прибавилось работенки. До открытых стычек с пришлым дело еще не доходило, все-таки в княжьих дружинах не мальчики, но когда, поблизости не видно служивых, варяги и прочие урманы ведут себя петухами. В общем, Полоцк ждет не дождется весны, когда ненасытное чрево стольного Киева, глотающего ратный люд, как громадный кит поглощает планктон, призовет, наконец, к своей материнской груди всех любителей военных трофеев.
Пока Дрозд жаловался, я успел употребить два кубка с вином и чувствовал себя совершенно замечательно.
— Что Владимир? — заплетающим языком спросил я, когда гости накидались олениной, набуздырялись винишка, рассказали мне все городские новости и уже подумывали ретироваться.
— А что ему? — беспечно откликнулся Дрозд. — Отбыл в Новгород. Юрка с собой забрал. На отвальном пиру так глазел на Рогнедку, что Рогволд едва не взбеленился.
— Почему?
— Потому что Владимир — сын рабыни! — назидательно повысил голос Дрозд. — А самомнения на пятерых князей, наглый слишком! Не по сути ему на княжну нашу пялиться!
— Что с того? Он же сын Святослава, — возразил я. — Господские детишки поголовно все борзенькие.
Рабыня рабыней, а Владимира киевский князь признал и даже выделил вотчину на прокорм, причем не самую хилую, не много не мало, а в сам Великий Новгород определил да не посадником — князем.
Дрозд пренебрежительно скривил узкие губы.
— С этим сыном Святослава мы еще лиха хватим. Если Новгород при нем войдет в силу, Полоцку придется несладко. Пожалел его Рогволд! Надо было надавать щенку по сусалам и выпнуть из терема как худого пса! — воинственно воскликнул боярин, пьяно кривя слюнявый рот.