Князьки мира сего
Шрифт:
— Ты хочешь сказать, что ты — фаталистка?
— Я — христианка, христиане не бывают фаталистами! Хорошо, скажу более жёстко. Долго проживёт вошь без человека? Она будет творить свою судьбу всего несколько часов, пока не умрёт с голода. Теперь представь себе, что некий добрый человек любит своих вшей и сознательно подкармливает их своей кровью… и плотью. Теперь вообрази, что кровь этого человека дарует вшам бессмертие. Ясна тебе картина? Человек добровольно отдаёт каждой вши свою кровь, но принимать её вошь должна сама, никто из пипетки её кормить не будет.
— А те, кто отвергает кровь того человека?
— Чтобы не умереть с голода, они вынуждены пить чёрную кровь другого человека, злого и мечтающего от вшей избавиться. Она даёт им силы. Иногда кажется, что у таких вшей даже больше жизненной силы, чем у тех, кто пьёт кровь доброго. Но чёрная кровь их медленно, а иногда и быстро убивает. А без крови ни одна вошь долго не проживёт, так уж мир устроен: мы — энергетические паразиты. Чтобы что-то сделать, нужно напиться крови и переработать её в энергию. А уж как вшам, живущим на злом человеке, иногда перепадает немного бессмертной кровушки, я не знаю. Это — не ко мне вопрос. Факт, что перепадает. Наверное, добрый подкидывает её тем несчастным вшам, чтобы вкусили истинное питие и перебрались жить к нему.
— Свет, а какой кровью питается та бедная женщина, которая покинула нас полчаса назад?
— Не суди по внешнему. Какой кровью питаются дауны, люди, страдающие идиотизмом? Полагаю, что бессмертной. Нам с тобой не дано наблюдать истинную и тайную жизнь души. Иногда мне кажется, что душа каждого человека живёт одновременно несколько жизней. Например, в одной своей жизни душа совершает безнравственный поступок и искренне считает себя правой, а в другой ужасается этому своему поступку, причём одновременно и оправдывает себя и ужасается одна и та же душа в одно и то же время. Я понятно говорю?
— Неа.
— Перечитай «Преступление и наказание». Ну, давай назовём это разными частями души, независимыми друг от друга. В одной, например, копится любовь к себе, в другой — покаяние, в одной — чувство превосходства, в другой — скорбь за весь мир. Конечно, периодически жизни разных частей души пересекаются и вступают в конфликт. Мы воспринимаем это как проявление совести. Чем более развит человек, тем чаще они пересекаются. Но полную целостность каждый человек обретает только в момент смерти, независимо от того, насколько он успел развиться. Вот тогда-то и происходит окончательный выбор — противоположные друг другу части души больше не могут существовать в одном человеке. Что победит, что перевесит, то и определит всю его посмертную участь.
Когда Светлана говорила о духовном, она вся преображалась, начинала светиться каким-то внутренним светом. Как будто говорила не совсем она. И куда девалась та приземлённая особа, которую Пётр знал несколько лет назад? Нет, на такой девушке он должен, просто обязан жениться. Золото, а не девушка! Паспорт у него теперь есть. Вот только стоит ли ему появляться в ЗАГСе? Всё-таки он в розыске…
Но спросил Пётр Свету не о том, согласна ли она выйти за него замуж. На этот вопрос он и так знал ответ.
— Свет, ты считаешь пришельцев бесами?
— Нет, бесы — духи. Христиане скептически относятся к тем, кто представляет бесов плотскими существами. Наверное, злые духи нашли на другой планете каких-нибудь неразумных существ, что-то вроде обезьян, и научились управлять ими. Одно ясно наверняка — те и другие очень тесно связаны.
— А когда придёт отец Антоний? У меня много вопросов к нему накопилось.
— Когда освободится, тогда и придёт. Вынеси-ка пока мусор, а я посуду помою.
Ну вот! Фактически он и так уже муж! Разве друга станут просить вынести мусор?
Глава 9
Сердечный целитель
Антон Алексеевич снял пальто, и под ним обнаружился больничный халат. Роста он был среднего, глаза — прозрачно-серые, волосы и борода — коротко подстрижены. Возраст по внешнему виду определить было сложно. Совсем он не был похож на священника, а на главврача — был.
Его провели всё на ту же кухню и посадили всё на тот же стул, на котором уже пересидели и майор, и Мыслетворцев, и Ольга.
— Милый вы мой Пётр Исаакович! — сказал Антон Алексеевич. — Как, наверное, исстрадалось ваше сердце!
— Ответьте вы мне, Антон Алексеевич, что же всё-таки происходит? — спросил Пётр. — Могут тёмные духи воплотиться? Почему они реставрируют храмы?..
— Это не ко мне, мой милый, не ко мне. Завтра вы всё узнаете. А может быть, не всё. Я отвечаю за дела сердечные. Светанька, я прохлопал ушами всё на свете. Вот только вчера наконец вошёл в курс дела. Ты слышала про отца Илариона?
— Сегодня днём первый раз услышала, отец Антоний.
— Вот я старый пень! Отец Иларион — мой давний друг. Он ждёт вас у себя в храме завтра в семь часов утра. Но предупрежу вас: отец Иларион очень эксцентричен. Я далеко не во всех вопросах с ним согласен, особенно политических. Он умеет убеждать людей, но вы не принимайте на веру все его утверждения. Ехать нужно на электричке, так что ты, Светанька, скажи своему начальнику, что можешь опоздать на часок-другой. Пусть вычтет из зарплаты, или что там ещё… Дело важное.
— Если буду опаздывать, так и позвоню по мобильному. Авось, успею.
— Ну хорошо, мои милые, вот что я скажу: надо бы мне вас как можно быстрее обвенчать. В ЗАГС пока не надо, я же не формалист. Ещё успеется. У нас перед венчанием нужно показывать печати в паспортах, — объяснил он Петру.
— Я согласна! — сказала Света. — А почему как можно быстрее?
— Дело в том, что мне необходимо укрепить вас таинством брака перед боем.
— И какой нам предстоит бой? — спросил Пётр.
— Это тоже не ко мне. Отец Иларион всё, всё вам объяснит. Он мастак в объяснениях. Бой у нас всегда один — против духов злобы поднебесной, и оружие одно — усиленная молитва и пост. Но давайте лучше поговорим о вас. Вы расставались на три года. Расставание всегда оставляет сердечную рану. Надо бы мне её подлатать.