Князьки мира сего
Шрифт:
— Уже Союз развалился? — спросил Пётр.
— Да, только-только развалился. Всё разваливалось, а вера возрождалась. Какие чудеса творились! Прославили Иоанна Кронштадтского, затем царских мучеников и Луку Войно-Ясенецкого, и многих из тех, кто пострадал за Христа во время репрессий. Тут и меня мой духовник уговорил рукоположиться. Теперь я исцеляю и лечу, исповедаю и исцеляю, и как-то всё успеваю, даже книги читать. Обязанностей стало больше, и времени стало больше — вот такие чудеса! Ладно, мои милые, отправлю-ка я вас домой, вам завтра рано вставать!
— Мы теперь муж и жена пред Богом, можем лечь вместе, — сказала Света.
— Пойду я лучше на свой диван, — сказал Пётр. — Как-то всё так неожиданно. Говорят,
— Разумею и одобряю, — сказала Света.
Глава 10
Правда-матка
Света втянула Петра за руку в старенькую церковь, которая представляла собой полную противоположность вызолоченному храму. Старые латунные подсвечники с вмятинками и царапинами, софринские бумажные иконы, рассохшиеся деревянные окна, потрескавшаяся дешёвая плитка на полу.
Отец Иларион — белобородый старик могучего телосложения — исповедовал вереницу бабок. Завидев Светлану и Петра, он призывно помахал им рукой. Они дождались, когда священник отпустит очередную бабку, и подошли к нему.
Отец Иларион заглянул в глаза сначала одной, потом другому, благословил их и сказал соответствующим его телосложению могучим голосом:
— Раба Божья Светлана, стань поодаль.
Света безропотно исполнила повеление.
— Исповедуйся, раб Божий Пётр-иудей, — сказал отец Иларион.
— Меня мама воспитывала, она русская, а отец умер, когда мне было около пяти лет, — начал объяснять Иваненко.
— Да пошутил я! — сказал священник вполголоса. — Бабулек моих хочу отвлечь. Пускай посудачат, пока мы с тобой делом будем заниматься. Ну, рассказывай, что натворил!
— Человека убил… — сказал Пётр и замялся.
— Нельзя нести дар покаяния к жертвеннику, пока не примиришься с братом твоим, против которого согрешил! — изрёк отец Иларион.
Пётр выпучил глаза.
— Я рад бы, но…
— Никаких «но»! — на весь храм провозгласил старик. — Лазарь, иди вон из алтаря!
Пётр увидел, как боковая дверь в алтарь приоткрылась, и оттуда вышел улыбающийся Алексей в стихаре. Куча воспоминаний набросилась на милиционера. Голова закружилась, а внутри левого уха кто-то отчётливо произнёс: «Не верь ему, это призрак!»
— Этого человека ты убил? — спросил отец Иларион вполголоса.
— С виду очень похож, — осторожно сказал Пётр.
— Он это, не сомневайся. Ну, проси прощения!
И Пётр, сам от себя такого не ожидая, кинулся Алексею в ноги и стал просить прощения. Спустя секунду Алексей тоже упал на колени и стал просить прощения у Петра. Так, стоя на коленях, они и обнялись.
— Ну, теперь и Бог вам грехи против друг друга отпустит, — сказал отец Иларион, поднимая обоих своими сильными руками на ноги. — Да, обстоятельная нам предстоит беседа после Литургии.
Уже без всяких демонстративных жестов старик исповедал Петра, затем Светлану, благословил их причаститься, а потом опять переключился на своих бабушек, из среды которых до сих пор раздавались возгласы: «да, конец света скоро», «точно, если иудеи к Богу идут», «наверно, Илия уже спустился на Землю».
Всю Литургию Пётр был как во сне, даже как будто видел себя со стороны. Алексей был абсолютно живым и постоянно бегал с клироса в алтарь и обратно. Светлана была погружена в себя.
Пётр причащался первый раз в жизни. Ничего особенного он не почувствовал, только какой-то старый заскорузлый камень вроде как упал с души.
Когда все поцеловали крест, и прихожане разошлись, отец Иларион, Пётр, Светлана и Алексей пошли в прихрамовый домик. Там накрывала стол какая-то до боли знакомая девушка в платочке. «Да это же Ольга! — осенило Петра. — Вот тебе и вдова!» Супруга Алексея никак не отреагировала на их приход и по знаку священника вскоре куда-то испарилась.
Слегка потрапезничав, они приступили к беседе.
— Задавай свои вопросы, раб Божий Пётр! — сказал отец Иларион.
— Что произошло с Алексеем? — выпалил Пётр. — Это была инсценировка, работа иллюзиониста?
— Да, всё инсценировал Господь Бог наш, величайший из иллюзионистов. Могу рассказать, что видел в этом представлении я. Чувствуя, что происходит что-то недоброе, я всю ночь простоял на молитве, не смыкая глаз. А утром двенадцатого сентября сего года Господь велел мне отправляться в такой-то морг. «Вы по поводу отпевания?» — спросил меня дежурный. «Для начала я должен опознать труп», — сказал я по вдохновению. «Молодого человека, которого доставили ночью? Сейчас я вызову ответственного сотрудника». «А могу я взглянуть на тело до его приезда?» — спросил я. Дежурный оценивающе посмотрел на меня, а потом махнул рукой и позвал пожилого служителя, чтобы он меня проводил. Через минуту я уже стоял вот над его телом. — Отец Иларион кивнул на Алексея, тот улыбнулся. — «Это моё духовное чадо, оставьте нас наедине, чтобы я мог совершить ритуал», — сказал я служителю. Тот немного удивился, но безропотно вышел. Когда служитель вернулся, Алексей сидел на стульчике у двери и приходил в себя. «Опять двадцать пять», — сказал работник морга, немного пятясь. Из его слов я заключил, что служитель уже сталкивался с подобным, и спросил его об этом. «На моём веку третий раз, — признался служитель. — Один раз мальчишка, тоже ещё невскрытый, а другой раз женщина, уже вскрытая». Я попросил его разыскать какую-нибудь одежду. Служитель ходил за одеждой минут тридцать, и в вестибюле нас с Алексеем, конечно, уже ожидал ответственный сотрудник, которым оказался майор Степанов. У меня с ним была обстоятельная беседа. Степанов оказался удивительным человеком, и теперь он покровительствует нашему маленькому сообществу…
— Так вы воскресили Алексея своей молитвой? — запинаясь, спросил Пётр.
— Да ты кем меня возомнил, раб Божий?! Святым чудотворцем?! — грозно сказал священник. — Был бы ты моим духовным чадом, я бы не постеснялся своего сана, подзатыльник тебе за такое дал!
— Ну… я хотел сказать… Господь воскресил по вашей молитве…
— Так ты меня молитвенником великим возомнил? Думаешь, стоит мне захотеть, и Христос меня послушает?
— А как же Алексей воскрес? — совсем растерялся Пётр.
— Воскресил его Господь Иисус Христос по молитве Пресвятой Богородицы и преподобного отца нашего Сергия Радонежского. Исключительно их заступничеством. Сам я не дерзаю Господа ни о чём просить. Всё через Царицу Небесную и отца нашего Сергия. Уразумел?
— Кажется, да…
— Сажаю я вот этого раба Божьего, Лазаря новоявленного, в свою «Волгу», — продолжил рассказ отец Иларион, — и везу сюда, в мою избушку. И видим мы: в луже грязи у калитки бьётся раба Божья Ольга. Где она всю ночь бродила, мы так и не узнали, может, пешком тридцать километров от Кабановки прочесала. И кричит: «Что ж ты одну меня, Лёша, здесь оставил! Возьми с собой!» Я Алексея потихоньку обратно в машину засунул, а её мягко так из грязи вызволил и отмывать повёл, да кофе с коньяком поить. Отошла она немного, говорит: «Убили моего Лёшеньку», — и снова в слёзы. «Да с чего ты взяла?» — спрашиваю. «Мы с ним одна плоть! — говорит. — Откуда человек узнаёт, что ему руку отрубили?» Чувствую, Лёшу пока ещё звать нельзя, от него моргом пахнет. Отправил её в храм и приказал пятьсот поклонов положить с молитвой о здравии раба Божьего Алексея. А Лёшу из машины позвал и давай отмывать, да кофе с коньяком поить. Потом он к ней в храм пошёл и рядом на колени встал. Так, милостью Божьей, спасли рабу Божью от шока и от сумасшествия. Про морг ей, конечно, никто рассказывать не стал, а только она всё равно знает, что той ночью Алексея не было среди живых — сердце не обманешь. Оттого и юродствует помаленьку. Я уж не стал ей запрещать, вижу — требуется человеку… А теперь — о главном. Готовы ли вы, рабы Божии Пётр и Светлана, вступить в наше тайное общество, борющееся с пришельцами?