Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси
Шрифт:
— Ну что там первосвятители, отче владыко? — спросил нетерпеливо царь Фёдор, как только патриарх вошёл в Золотую палату.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — благословил царя Иов. А потом взял из ларца, который держал Григорий, грамоту, подал её царю. — Тебе, государь-батюшка, смотреть её.
— Святейший, как можно! — Но протянул руку и взял грамоту. — Обаче мы подержим её. — И держал словно драгоценную реликвию.
— Подержи, государь. Твоими молитвами, твоим рвением и величием сия грамота стала явью неугасимого света русской православной церкви.
Царь Фёдор осмотрел грамоту со всех сторон, печати проверил и вернул Иову.
— И твоими, отче владыко
Патриарх принял из рук царя грамоту.
— А теперь, мой государь, нам пора в собор, — произнёс Иов.
В этот миг в царскую палату вошёл Борис Годунов.
— Слышу, у нас торжество близко! Так не пора ли брагу, медовуху да пиво на площадях выставлять?!
— Выставляй, правитель. А мы что, мы токмо пить будем, — пошутил царь Фёдор.
— Спасибо тебе, царь-батюшка, за милость. А я все погреба распечатаю, варницы открою, — оживлённо отозвался Годунов. Лицо у него посвежело, глаза были живые. А ещё несколько дней назад оно было землистого цвета, с провалившимися в черноту глазами. Не прошла ему даром угличская трагедия. А тут ещё пожару случилось погулять в Земляном городе первопрестольной. Как раз одно на другое наложилось: разбой в Угличе и пожар в Москве. Но в столице милостью Божьей потерь было немного, сгорела одна слобода, где жили ремесленники: обувщики, кожевенники, скорняжники. Близко к сердцу принял эту беду Борис. Злые языки поговаривали, дескать, оттого так переживал, что сам наслал ночных татей учинить пожар, дабы отвлечь народ от беды в Угличе. Чего только не наговорят недруги. Да Борис и тут показал свой ум и добросердие к простому народу. Как пришла пора погорельцам отстраиваться, многим помог: лесу дал из своих ближних лесов, плотников малосильным горожанам прислал, все срубы на торжищах скупил и отдал — всё безвозмездно. К Борису сон вернулся, жизни радовался и деятелен был как никогда ранее. «Время всё лечит, — подумал Иов, — разве что душу, поражённую грехом, не вылечит».
Слуги пришли облачать царя Фёдора.
Патриарх решил не мешкая идти в Благовещенский собор, чтобы приготовиться к молебну, к торжеству. Позвал Бориса:
— Идём покамест, сын мой, на богослужение. А меды — потом.
Москвитяне стекались в Кремль. Горожане уже знали, что прибыл посол из Царьграда. Они бросали дела, спешили с ближних и дальних улиц, из слобод: стрельцы, ремесленники, монахи, белое духовенство, торговые гости и праздные люди, крестьяне с базаров — всем было любопытно узнать новость из первых рук.
Царский синклит и всё высшее духовенство уже собрались на Соборной площади, да ещё не знали, в каком соборе торжество откроют. Но пришёл патриарх Иов и повёл всех в Благовещенский собор. Туда же и царь Фёдор вскоре пришёл. Народу в соборе набилось — яблоку негде упасть. На амвоне, между царём и митрополитом Терновским — патриарх Иов. Он торжественно распечатал послание. Тишина стояла. Свеча затрещала — слышно. И в этой тишине зазвучал мощный голос патриарха Иова — тщедушного бело-голубого старца-боголюбца.
— Дети мои и братья во Христе, сбылись наши искания и надежды... — Печати с грамоты сняты, она развёрнута. Иов начал читать: — «Послали мы твоему сиятельству Соборную совершенную грамоту. Будешь ты иметь пятое место под Иерусалимским патриархом. — Иов только перевёл дыхание: чаяния и надежды государя на третье место не исполнились. Первосвятители христианства строго соблюдали чин: самостоятельная церковь с вековыми традициями, какими были Константинопольская, Александрийская, Антиохийская и Иерусалимская,
И всё-таки у патриарха тоже возникло сожаление, что русская православная церковь только пятая в христианском мире. Иов хотел продолжать чтение грамоты, но дальше в ней было прописано то, что читать принародно не следовало. Иов на миг замешкался, но никто, кроме Бориса Годунова, этого не заметил. Он снова поднял грамоту над головой и, показывая её всем, продолжал:
— Да прославим отца нашего Вседержителя за то, что наградил Русь терпением. — Иов запел тропарь во славу первосвятителя Византийского, хор подхватил пение:
— Величаем тя, апостоле Христов, Иеремия, и чтим болезни и труды твои имиже трудился еси во Благоденствии Христове...
И зазвучал новый тропарь Всевышнему. Прихожане, войдя в священный экстаз, молились по-русски неистово.
Торжественная литургия продолжалась. Из Благовещенского собора многие прихожане ушли в Успенский собор, где богослужение в честь знатного гостя было торжественнее. Народ молился на Соборной площади, на Красной, в церквах Китай-города и Белого города и по всему Земляному городу, до самых застав. Над городом стоял колокольный перезвон, как в первый день Пасхи.
Патриарх всея Руси Иов, теперь уже признанный всем православным христианским миром и утверждённый в звании Вселенским Собором, передал ведение службы в Успенском соборе Геласию и позвал Бориса Годунова в алтарь, дочитал правителю грамоту:
— Сие обращение патриарха Иеремии к нам с тобой, — начал Иов, — и написано тут о том, чтобы мы приняли грамоту с благодарностью и тихомирием. И ещё чтобы позаботились с усердием о митрополите Терновском Власии. Да пуще всего при царе и царице попечаловались о его горькой судьбе, дабы высочайший царь сотворил пригожую помощь. И меня просят. Пишут, «как обещал ты нас миловать при постановлении своём в своей палате, и мы кроме Бога и святого царя надежды ни от кого не имеем», — пересказывал Иов грамоту. — «Патриаршества Царьградского не может никто воздвигнуть и устроить по-прежнему, кроме святого русского царя». — Иов посмотрел на Годунова и горестно сказал: — Вот такая печаль пришла в наш дом вместе с радостью. Ан не откажем просящему да возбодрим страждущего.
Борис сказал проще:
— Придётся раскошелиться, святейший владыко. Пойдём вместе к царю-батюшке. Царская казна ноне полна. Царь от щедрот своих токмо возвеличится.
Иов хотел сказать: «Дай тебе Всевышний долгих лет», — но воздержался и позвал Бориса молиться.
Вечером того же дня Иов принял в своих палатах митрополита Терновского Власия. В беседе за ужином митрополит попросил:
— Святейший владыко, выслушай меня.
— Говори, брат мой во Христе.
— Привёз я из Константинополя от патриарха Иеремии дары вашему правителю Борису да грамоту малую. Сведи меня с ним, святейший владыко, поелику возможно.