Кочубей
Шрифт:
— Расскажи-ка мне прежде про нашу мировую! — сказал Палей.
— Клянусь тебе Богом, — возразил Огневик, — что мы с тобой, батько, не знали гетмана Мазепы, почитая его злым, бездушным и коварным. Я проник в сердце его...
— Постой! — сказал Палей, схватив Огневика за руку. — Он обманул, опутал тебя!
— Нет! Он не обманул меня, а открыл мне свою душу, свои горести и поверил мне свои опасения, своё жалкое положение на высоте. Мазепе так же нужна твоя дружба, как тебе его. Вместе вы будете сильны, чтоб оградить права и вольности Малороссии и Украйны, а поодиночке погибнете оба, жертвою силы и хитростей политики. Верь мне, батько, я твой душою и ни об чём не думаю, ничего не желаю, как твоей славы, твоего спокойствия и блага родины... — Затем Огневик рассказал
— Гетман Мазепа оставляет за тобой, батько, полк Хвастовскмй и все земли, забранные нами у поляков, обещая ходатайствовать об уступке оных тебе навсегда, за денежное вознаграждение; а от тебя требует только наружной подчинённости, желая действовать во всём с обоюдного вашего совета и согласия. Но пощади слабость его, батько! Старик влюблён смертельно в княгиню Дульскую и даже хочет на ней жениться. Пожертвуй своей победою общему благу! Вот первый случай доказать Мазепе, что примирение твоё искреннее и что ты чтишь его волю и даже угождаешь ему... Дай свободу твоим пленникам и откажись от добычи!
Палей снова задумался и, помолчав несколько, сказал:
— Мне, право, всё что-то не верится. Проклятый Мазепа обманул, обольстил тебя и завлёк в свои дьявольские сети! Ужели правда, что Москва хочет уничтожить казатчину и гетманщину? Лжёт, как собака, вражий сын!
— Помилуй, батько, — сказал Огневик, — да зачем же ты посылал меня к Мазепе, если не можешь и не хочешь верить ни клятвам его, ни обещаниям? Может ли он дать большее доказательство своей искренности, когда соглашается прибыть на свидание с тобою, безоружный, позволяя тебе явиться с вооружённою дружиной? Нет, батько! Если ты порассудишь, то убедишься, что Мазепе более нужна твоя дружба, нежели твоя погибель. В тебе он будет иметь сильную подпору, без тебя он будет всё в таком же положении, как и теперь.
— Бог с вами! — сказал Палей. — Пусть будет по-вашему! — Потом, обратясь к казакам, стоявшим у дверей залы, примолвил: — Развяжите пана Дульского и освободите баб из погреба!
— А других? — спросил Огневик.
— А какое дело Мазепе до других ляхов! — возразил Палей.
— Да ведь они друзья пана Дульского, приятеля Мазепы!
— Ну так что ж?
— Их также надобно освободить.
— А кого же мне придётся повесить? — спросил Палей простодушно.
— Теперь, батько, никого не надобно вешать. Мир заключён — и конец мести и войне!
— Чёрт вас всех побери! — проворчал Палей. — Не дадут и потешиться казацкой душе, своей проклятою политикой! Ну, хорошо, отпущу всех; но чтоб не даром пропал поход, так повешу одного ксенза! Жидам и ксензам не спущу, хоть бы пришлось провалиться сквозь землю!
При сём Огневик вспомнил о патере Заленском и спросил у казаков, где он.
— Мы привязали его к дереву, чтобы проветриться от страха, — отвечал казак.
— Батько! — сказал Огневик. — Патер Заленский друг и школьный товарищ гетмана Мазепы, мой учитель и спаситель моей жизни! Он уведомил Наталью о моём плане; он впустил её в подземелье, когда меня хотели пытать; он первый подал мне помощь в недуге... Если ты убьёшь его — клянусь тебе, что я с отчаянья брошусь в воду!
Палей обнял Огневика, поцеловал его в голову и в обе щеки, прижал к сердцу и сказал:
— Для этого радостного дня, в который я нашёл тебя, моё дитятко, всем дарую жизнь: и ляхам, и ксензу! Будь они прокляты! Не хочу видеть их радости и сейчас иду в поход... Ребята, наконь! Делай с ними что хочешь, — примолвил Палей, обращаясь к Огневику, и, махнув рукою, вышел с казаками.
Огневик вошёл в комнату, где лежали связанные поляки, и сказал им по-польски:
— Господа! Вы свободны! Обстоятельства переменились! Я сейчас только прибыл от гетмана Мазепы, который примирился с вождём моим, и полковник Палей отныне не будет враждовать с Польшей, без повеления гетманского. Это последний его набег. Но вас, господа, прошу дать мне
— Мы даём честное слово! — закричали все в один голос.
— Который из вас, господа, пан Дульский? — спросил Огневик.
Дульский отозвался.
Огневик обнажил свою саблю и стал разрезывать верёвки, которыми перевязаны были поляки, начав с пана Дульского. Освобождённые поляки бросились обнимать Огневика, называя его своим избавителем, спасителем и обещая вечную благодарность.
— Пан гетман Мазепа прислал чрез меня поклон вам, ясневельможный пане! — сказал Огневик, обращаясь к Дульскому. — И велел доставить вам вот это письмо. — Огневик вынул пакет из-за пазухи и отдал Дульскому. — Я не знал, — примолвил Огневик, — что буду иметь удовольствие вручить вам лично письмо гетмана, но на пути моём из Батурина в Белую Церковь узнал, что вождь мой выступил на поиски в Польшу, а потому и поехал его отыскивать. Случайно встретился я с отрядом нашим, при переправе чрез Днепр, и прибыл сюда с ним, по счастью, в самую пору, чтоб избавить вас от смерти...
В это время вбежал патер Заленский и с рыданиями бросился на шею Огневику. Вскоре появились и женщины. Слёзы радости смешались. Обниманиям и поздравлениям не было конца. Поляки почитали себя воскресшими от смерти. Огневик наслаждался умилительным зрелищем. Когда несколько успокоились, то обратились к нему с новыми повторениями благодарности.
Вошёл казак в полном вооружении и сказал Огневику:
— Батько ждёт тебя за воротами. Хочешь ехать с нами, так ступай!
Огневик, простясь с освобождёнными им от смерти поляками и с дамами, вышел, сопровождаемый их благословениями. Конь его стоял у крыльца. Он поскакал к ватаге, которая ждала его за воротами. Палей ударил коня и поехал рысью. Казаки поскакали за ним.
— Проклятая ночь, ни зги не видно! — сказал Палей Москаленку. — Если б мы зажгли замок, то до свету не скитались бы в темнотище! Дорого ты мне стоишь, сынок! — примолвил Палей, обращаясь к Огневику. — Когда бы я мог догадаться, что ты так скоро прибудешь ко мне с Иванчуком, то заранее перевешал бы всех вражьих ляхов и сжёг бы их проклятое гнездо. Нечего делать! Сталось! Терпи, казак, атаманом будешь! Авось царь Московский поведёт нас на потеху в ляховщину!
ГЛАВА IX
Твоя ужасна дальновидность
И скрытый, мрачный твой совет.
Часы бегут, и дорого мне время —
Я здесь тебе назначила свиданье
Не для того, чтоб слушать нежны речи
Любовника.
Польша, без пограничных крепостей, имея весьма малое число регулярного войска (не более двенадцати тысяч), всегда была открыта для всех соседей. Только система политического равновесия, утверждённая в Европе Вестфальским миром, охраняла её слабое политическое существование. Но с тех пор, как соседние народы стали просвещаться, а вследствие этого и усиливаться, а иезуиты, завладев народным воспитанием в Польше, погрузили последующие царствованию Сигизмунда III поколения в невежество, она сделалась ничтожною в Европе. Настали времена, когда личная храбрость должна была уступить благоустройству, и гордая польская шляхта, предоставляющая одной себе право носить оружие, отдаляя от воинского звания поселян, не любя притом подчинённости и не соглашаясь на сеймах на умножение податей для заведения сильного войска, по примеру соседних держав, сия шляхта должна была терпеливо сносить разорения своих поместьев и всякого рода обиды от татар, казаков и воюющих между собою соседних держав. В это время русские шведы расхаживали свободно по Польше, занимали области и города, извлекали из оных продовольствие и управлялись везде, как в побеждённой стране, именуя себя, однако же, союзниками одного из двух спорящих о престоле польском королей.