Код Альфа
Шрифт:
— Работайте, ребята, я помогу. Сколько надо — останусь.
И запрокинув голову начала смачивать холодной водой переносицу, чтобы остановить кровь.
Казаков снял наушник и откинул. Спецы молча смотрели на него, у капитана Лавричева, что вел это дело, глаза огромными стали:
— Вытащить.
— Нельзя, — тихо отрезал полковник Шульгин, непосредственный начальник службы Оуроборо. Казаков прошелся по кабинету, поглядывая на него. Тот словно ждал решение Казакова, наблюдал за ним.
— Но если скажешь…
— Нет, — отрезал отворачиваясь.
Шульгин кивнул.
Пусть это останется
Все что происходит, имеет огромное значение и для будущего и для настоящего. Возможно, человечество стоит на гране прорыва к настоящей свободе и осознанию своего назначения. И дело даже не в научной ценности полученных материалов, а в уверенности, что четкий, зафиксированный путь, выбранный для этой реальности — правильный, и все не зря.
Как узнать поворотные точки, чреватые для человечества сменой направления, как понять какое направление верно, как узнать, как вообще произошел человек, почему и зачем, как занять место среди массы миров, систем и сущностей на равных и на гармоничной основе взаимодействий?
Прецедентов не было. Не было возможностей для исследований. Не было синхронизации и пути перехода. Освоенная лента времени и пространства стала узкой, все его многообразие и простор стал мал для осознания. Человек вырос из него и захотел понять, что там за гранью, какова его роль, его место в этой глобальной системе? Не вселенная как представительница космических просторов привлекала внимание, а вселенная иного плана, вселенная миров и параллельностей. И появился шанс.
Так случилось, что Станислава Русанова послужила и опорной точкой и толчком и способом использовать этот шанс, продвинуться, пойти дальше. Вооружиться не техническими средствами, но знаниями.
— Пионерам всегда тяжело. Именно они собирают львиную дозу "шишек", — заметил Шульгин. — Но факт, что такие появляются, факт, что их немного. И факт, что мы до сих пор не знаем систему их появления, причину, следствие, взаимосвязь с поворотными точками, мирами. А в этом что-то есть. Теория случайности, доказанная Пиергофом гласит, что случайность дитя закономерности. Как мы еще проверим, проведем настолько масштабный эксперимент? Твой капитан выдает очень интересные данные. Показатели психофизического и энергетического состояния очень любопытны. Это уникальный материал, который поможет разрешить массу вопросов.
— Не уговаривай, я понимаю, — кивнул Казаков. — Но девочку мою вытащи! — пригрозил пальцем.
— Я еще ни одного не оставил, — даже обиделся Шульгин.
— Извини. Держи меня в курсе, — вздохнул, задумчиво посмотрев на дисплей мониторов: держись Стася. — Ребята будут готовы уйти за группой в любой момент.
Шульгин отвел взгляд, промолчав.
Станислава остановила кровь, сполоснулась и сполоснула рубашку, посидела, приходя в себя и, пошла обратно на плац.
Занятия по контактному бою без оружия подходили к концу. Чиж уложил Яна, придержал почти нежно в падении, чтобы тот не сильно зашибся. И в тот же миг почувствовал удушье. Его словно схватили
Пацавичус понять не мог, что происходит, затряс Николая:
— Ты чего?! Чего?!
Иштван рванул к нему, Сван кинув гантели ринулся на помощь. Иван же замер и медленно повернул голову в сторону Стаси. Та стояла за стеклом зала и невидяще, ненавидяще смотрела на Чижа. Каменное, отстраненное лицо и жуткий взгляд сказал больше, чем слова. Федорович инстинктивно шагнул к женщине, загораживая собой вид на бойцов, в частности на Николая. Взгляд Русановой уперся в лицо Федоровича и смягчился. Женщина очнулась, тряхнула волосами и, настороженно покосившись на капитана, повернулась и отошла в сторону раздевалки.
Иван белый от ярости и понимания, какую бомбу ему подсунули, посмотрел через плечо на ребят. Чиж уже не хрипел — отпустило. Пытался отдышаться и оттирал кровь, которая пошла из носа от напряжения. Ян придерживал его за плечи, Иштван вытащил гемогубку из аптечки и приложил к переносице. Сван уперев руки в бока стоял и смотрел на ребят сверху вниз, потом уставился на капитана:
— Какого черта? — прошипел и было видно, что-то мелькнуло у него, но не оформилось в догадку.
Федорович не знал, что ответить, чтобы придумать такое. Да и не хотелось придумывать, если честно. Но правду говорить нельзя.
Мужчина осел на скамью, потер затылок и постановил устало:
— Свободны до обеда. Перерыв братья.
Теофил видел, что произошло и сразу понял, что дело тут не чисто.
Подошел к Стасе, что остановилась у окна и молча наблюдала работу фонтанов внизу, в огромном холле — парке.
— Ты не Стася, — сказал тихо, не обвиняя. Он еще не верил сам тому, что говорит и робел, боясь ошибиться, обвинить напрасно. Обидеть.
"Стесси" — раздалось в голове, при этом девушка даже не повернулась к нему. Минут пять ушло у Локлей на осознание, что говорят мысленно, говорит неизвестно с кем, что не ошибся — перед ним не его ангел. С трудом отмел мысль о демоне и спросил:
— Где Стася?
Молчание. Только осадок горький на душе, но его ли, ее?
— Безумство, — прошептал. — Я новичок здесь. Думал, здесь богов обитель, а Стася — ангел. Мне много непонятно, многое не укладывается, отвергается, но я все больше убеждаюсь — прав. Она ангел и люди здесь ей подстать. Они безумны и прекрасны, свободны и чисты как снег на вершинах Перенеев.
Трудно говорить с тем, кто ведет себя как демон, пышет чернотой почти осязаемой, но если дома Теофил бы поспешил исчезнуть или вступить в бой, тут не мог. Ему казалось так и надо, так сделала бы его любимая — поговорила. Она бы не ушла, не поспешила осудить или уничтожить, она бы понять попыталась, изменить, показать отвратность, низость ненависти, черноту злобы.
Кощунство — демон в стане ангелов. Подло ничего не сделать.
Мужчина осторожно, робко дотронулся до плеч женщины, положил ладонь на плечо грея его и надеясь своим теплом лед желчи, горечи, обид чуть растопить. Не для себя — для Стаси.
— Верни ее, освободи. Я далек от этого мира, мой дом во тьме веков, как говорят здесь. Но я преодолел его и готов преодолеть тьму раз столько. Готов на все. Верни ее, возьми лучше меня.
Женщина повернула в его сторону голову, в глазах плескалось недоверие и изумление: