Код Андрея Рублева
Шрифт:
Всего несколько минут понадобилось на то, чтобы тайна пала. Мы смогли увидеть весь снимок целиком. И это было нечто поразительное. На выцветшей от времени, потертой фотобумаге мы увидели лицо мужчины, который с бесконечной нежностью положил руку на плечо своей избраннице.
Любовь давно погибших людей открылась и пришла к нам через десятилетия.
См. рис. Мария и ее любовь
Некоторое время мы молча, сгрудившись над снимком головами, рассматривали открывшееся изображения. Я слышал, как громко от волнения сопел рядом с моим ухом Иван.
— Атас, — прошептал он, наконец. И попыхтев еще, выдал вопрос: — А как его звали?
— Известно только имя: Вячеслав. Слава.
— Почему «только имя»? Это же мой дед!
— Прадед. А получилось все так, что пока были живы те, кто что-то знал, спросить и записать никто не догадался. А потом спрашивать стало не у кого.
— Погодите, а если через архив? — сказал Али. — Я слышал сейчас сайт сделали, на котором разместили архивные данные на всех, кто сражался в Великой Отечественной. Нужно сделать запрос.
— Я делал, — ответил я. — Но для запроса одного имени недостаточно. Нужно знать фамилию, отчество, дату рождения и, желательно, место, откуда человек призывался.
— Так, стоп, а по Марии ты запрос делал? — вступил Иван. Он был в таком нетерпении, что едва ли не подпрыгивал на месте. — Если они воевали вместе, в одном подразделении… Вряд ли там было много капитанов по имени Вячеслав.
— Разумеется, я делал запрос. И вот что получил.
Тут я раскрыл свой ноутбук и сделал несколько движений мышкой.
— Смотрите.
В открывшемся файле было всего несколько строк:
«Кузнецова Мария Ивановна
Дата рождения 1920 год
Место рождения — Смоленская обл., г. Ярцево,
Последнее место службы — 479 мин. полк РГК (Резерв Главного Командования)
Дата выбытия — 28 января 1944 года.
Причина выбытия — убита
Воинское звание — лейтенант медицинской службы
Захоронена в братской могиле
Беларусь, Гомельская область, Светлогорский район, деревня Чирчиковичи.
Перезахоронена из деревни Мольча».
Иван читал текст так истово, что совершенно оттеснил меня от экрана.
— Маловато информации, — заявил он, наконец. — Но главное есть — номер полка. Наверняка в архивах сохранились поименные списки. Остальное все просто.
— Скорее всего, ты прав, — признал я. — Списки наверняка есть. Но имеется один нюанс.
— Вечно вы взрослые все усложняете!
— Хотел бы я думать так же…
— Ну давай, не тяни, что за нюанс?
— Ты присядь, не прыгай. Возьми себя в руки. Я же предупреждал — это длинная история.
Иван послушно сел, но весь был напряжен и нацелен на меня, как спринтер на старте в ожидании команды «Марш!» Я вздохнул и начал рассказывать
— Первое, на что хочется обратить ваше внимание — это тот факт, что дата, записанная на оборотной стороне, совсем не обязательно может означать время, когда сделали фотографию.
Если вы помните историю Отечественной войны, то знаете, что в 1943 году в наших войсках уже появились погоны. А тут мы видим знаки различия, которые были приняты в Красной армии до войны и в первые годы войны. У Марии на петлицах два кубика или, как тогда говорили — «кубаря». Звание — лейтенант.
У мужчины знаки различия не так отчетливы. Но я консультировался со специалистами, и мне сказали, что по совокупности всех признаков: возраст, стрелы на рукаве — он, скорее всего, капитан.
Ну, а если бы снимок действительно был сделан в 1943 году, то на снимке мы, вероятно, увидели бы уже не петлицы, а погоны.
— Зачем же тогда написали 1943 год?
— Я, помнится, тоже в свое время задавался этим вопросом.
— Да не тяни. Говори, что выяснил!
— В общем так. У Марии была младшая сестра — Катерина. В 41-м ей было 13 лет, и она хорошо запомнила все события первого военного лета.
— Ты с ней разговаривал?
— Да. Успел. И главное, у меня хватило ума записать все то, что она рассказала. Вот этот текст в компьютере, можете прочитать…
Из воспоминаний Катерины:
«Мария ушла на фронт добровольцем в самые первые дни войны.
Их, с санитарным эшелоном отправили на запад. Но, как оказалось, войну она опередила совсем не надолго. Уже через месяц фронт оказался возле нашей деревни.
Немецкие самолеты шли над головой с первого дня. Через нас на восток, куда-то дальше, дальше… Нас они не бомбили. Но в деревне все вырыли во дворах ямы, чтобы было куда прятаться. Так что когда фронт подошел, и начались обстрелы, мы все спасались там.
Сестру Валю ранило, когда она с отцом кидала к нам в яму одежду. Боялись, что дом разбомбят, и мы останемся без ничего.
Но потом вещи прятать перестали. В яме было очень тесно, мы сами умещались там еле-еле, и то при условии, что все стояли вплотную друг к другу.
Однажды ночью я подумала, что небо начало рушиться. Такой вой стоял, и полосы молний по всему небу… Мы не знали тогда, но это были «катюши» батареи капитана Флерова. 14 июля под Оршей, совсем недалеко от нас, они приняли свой первый бой.
На следующий день я впервые увидела немецкие танки. Было так: я стою, слышу шум какой-то необычный. Но через лес ничего не видать. У нас, знаешь, лес растет только в оврагах. Деревья оттуда видны так, словно укрылись в овраге по пояс. Но кустарник между деревьев густой, и на просвет через него ничего разглядеть невозможно.
Наша мама всем велела прятаться в яму, а я стою, как зачарованная…
И вдруг из-за деревьев — танк!
Мать из ямы схватила меня за ногу и утянула в укрытие. Остальное мы видели уже из ямы.
Была атака. Наши солдатики кричали «Ура» и шли в атаку на танки в одних гимнастерках. Как голые. Против брони — в одних гимнастерочках. Мы потом на то поле ходили. Смотрели, остался ли кто живой. Одного нашли, притащили раненного к себе, и он потом при обстрелах с нами в нашей яме стоял…
Танки прошли дальше, но стрельба долго не прекращалась. Сильные бои шли.
Ночью загорелся соседский дом. Те, которые там жили, не пострадали, потому что тоже стояли в своей яме. Но вскоре от дома пошел такой жар, что они побоялись сгореть. И под обстрелом перебежали к нам. Так странно было видеть, как они, пригибаясь, бегут с детьми: черные на фоне пожара.
А потом пришли немцы.
Это была ночь. Горящий дом. Звук ревущего пламени. И они стоят в сапогах над нашими головами.
Нам было очень тесно в яме, мы стояли вплотную. А они — над нашими головами».
Я закончил чтение, перевел дух и, немного помолчав, продолжил:
— Далее тетя Катя рассказала, что медсанчасть, в которую попала Мария, отстала от нашего отступающего фронта. У них был большой обоз с ранеными, поэтому они не могли двигаться быстро и оказались у немцев в тылу.
— Как партизаны?
— Вообще да. Смоленск потом вошел в историю Великой Отечественной войны, как партизанский край. Но сначала, в конце лета и осенью 41-го воинское подразделение Марии никаких подвигов и партизанских действий совершать не могло. По той простой причине, что абсолютное большинство в нем составляли средне- и тяжелораненые. Полностью здоровыми были две измученные медсестры, один военврач и трое пожилых солдат из обоза, которые управлялись с лошадьми.
Такой командой в районе Ярцево было не выжить и не спрятаться, тем более, что в больших лесов там нет.
В общем, война увела Марию из родного дома, война же ее домой и вернула.
Когда она только появилась под видом беженки, среди родных было смятение. Мария просила помощи, а помочь было нечем. Дом сгорел, медикаментов не было. И прятать раненых бойцов в деревне, где расквартировались немцы, было чересчур уж рискованно.
Но постепенно справились. Солдат попрятали среди родных — благо в деревнях тогда жили по родственному и каждый каждому приходился если не кумом, так сватом, братом или хоть очень дальней — седьмая вода на киселе, но родней.