Код Майя: 2012
Шрифт:
Он зажег еще четыре свечи и поставил их на козырек над входом, чтобы Марта не оставалась в темноте, а потом прошел на восток двадцать шагов, после чего перебрался через реку по камням, опасаясь, что они могут перевернуться под его ногами. Однако они стояли надежно. Снова свернув на запад, он зашагал вдоль берега реки к ошеломляющему своей красотой водопаду.
Пойманная слабым светом лампы вода, словно жидкое золото, низвергалась в широкий каменный плавильный тигель, где на воде белой скалы золото превращалось в ртуть.
Бабушка описывала это место, назвав его колодцем живой воды, и он не сумел придумать лучших слов.
Пристроив лампу на колене, Оуэн, не обращая внимания на брызги, присел на край и вытащил живой камень из сумки, с которой пропутешествовал через половину мира.
Камень отдыхал под его руками, теперь, когда конец был близок, он молчал. Оуэн ощущал его горечь как тяжесть на сердце. Потом он опустился на колени на холодном полу пещеры.
Возбуждение исчезло, пропали красота и даже радость от успеха. В сердце пещеры его мир лишился света и цвета, запаха и осязания, песни и любви. И в наступившем мертвящем оцепенении он впервые ощутил, что его жизнь закончится, когда из нее уйдет живой камень. Он не мог этого перенести.
— Но почему так должно быть? — крикнул он, и его вопрос упал в колодец живой воды и исчез.
Больше Оуэн не говорил, он замер в темном пространстве своей души и смотрел на собственную жизнь с горьким удивлением — ну почему он не задавал этот вопрос раньше?
В далеком детстве бабушка рассказала ему об этом месте отдохновения камня, и он принял ее слова без всяких вопросов, как и все, что она ему говорила. Когда Оуэн был еще молод, Нострадамус говорил о его предназначении, а он лишь удивлялся, откуда тот мог это знать. То же самое повторила Наджакмал, только она выражалась яснее. Он прожил рядом с ней тридцать лет в раю и ежедневно благодарил ее за это, а потом приплыл в Англию, чтобы оставить здесь свои записи для тех, кто придет через многие годы.
Более того, Фернандес де Агилар, человек, которому было ради чего жить, отдал свою жизнь для того, чтобы череп попал сюда, в это безопасное место. И чтобы его смогли найти будущие поколения, когда в нем возникнет нужда.
Седрика Оуэна не интересовали нужды мира. Он плакал от собственной боли, плакал о Фернандесе, Марте и о камне.
«Ты готов уничтожить все, что сделано нами?»
Он прекрасно знал этот голос, в противном случае не поднял бы глаз. Внутри водопада стояла Наджакмал. Она протянула к нему руку.
«Если я скажу тебе, что камень будет там, где нахожусь я, это облегчит тебе горечь расставания? Тебе предстоит обходиться без него совсем недолго».
Легчайшая струйка воды коснулась Оуэна.
«А ты спрашивал камень, чего он от тебя хочет?» — сказала Наджакмал.
Он не задавал камню этот вопрос. Оуэн думал, что их желания совпадают, что сердце камня принадлежит ему. Тихая голубизна, идущая из недр его души, потянулась к нему. Камень скорбел. Однако он не ставил под сомнение свою судьбу или судьбу Оуэна. И он подтверждал правоту Наджакмал.
Сквозь каскады падающей воды она заговорила снова.
«Отдай его живой воде, сын моего сердца. Работа твоей жизни почти завершена».
«Сын моего сердца». Так Наджакмал называла его в последние дни своей жизни. Именно эти слова дали Оуэну мужество встать и поднять живой камень вверх, чтобы он в последний раз насладился светом свечей и видом серебряных каскадов воды.
Колодец белой воды кипел внизу, он открылся, как открывается сердце, чтобы показать неподвижную черноту внутри.
— Седрик!
Яркий желтый свет полоснул сознание Оуэна, голос Марты доносился из дальнего конца пещеры. На противоположном берегу пещеры, в свете четырех пылающих свечей, он увидел, как Марта борется с одним или двумя противниками.
И вновь он балансировал на самом краю, два долга пришли в противоречие. Проявив ни с чем не сравнимое мужество, Седрик Оуэн бросил камень, несущий его душу, в чашу колодца. Белая вода поднялась вокруг него, точно корона. Последняя голубая вспышка еще долго стояла у него перед глазами, после того как камень исчез.
А он уже бежал с лампой в одной руке и столовым ножом — совершенно бесполезным — в другой. Бежал к реке, на противоположном берегу которой Марта Уэйнрайт билась с двумя мужчинами за свою жизнь и за жизнь своего нерожденного ребенка.
ГЛАВА 32
Кузница Виланда, Оксфордшир, Англия
21 июня 2007 года, 5 часов утра
В Оксфордшире рассвет наступает медленно. Первыми обрели цвет камни кургана; участки серого мха на глазах у Стеллы начали приобретать зеленый оттенок. Петух в долине запел увереннее. С высокой ветви бука прокаркал ворон. Через мгновение ему ответил вьюрок.
Рядом с дорогой затрещали ветви. Тони Буклесс бесформенным пятном приближался по аллее к Кузнице Виланда, посылая вперед свой голос, маяк слабого света.
— Стелла, ты здесь! — Он, задыхаясь, пробежал последние несколько ярдов, продираясь сквозь кустарник, и оказался на открытом пространстве перед курганом. — И Кит. И Гордон. И камень-череп. Это хорошо.
Он называл их, как при перекличке, но его глаза оставались прикованными к Стелле и голубому камню, освещавшему пространство вокруг нее. Правая рука Тони была неловко вывернута и оставалась в кармане. Можно было сосчитать костяшки его пальцев.
— А где Дейви?
Где-то справа замерла шевельнувшаяся ветка.
— Вернулся в Оксфорд, — ответила Стелла. — После того как Дейви показал мне курган, он мне больше не был нужен. К тому же он беспокоится за мать.
Теперь она могла лгать со спокойной совестью. И это придавало вес ее словам.
— Конечно. — Он торжественно кивнул: что ж тут поделать, плохая новость. — Кит рассказал мне, что произошел несчастный случай.
Несчастный случай? Стелла посмотрела на Кита. В его глазах она прочитала безмолвное предупреждение. «Верь мне. Опасность! Пожалуйста, верь мне!»