Код Омега

Витич Райдо

— Хочешь сказать, что я…

— Тянешь его в мир живых, где ему уже нет места! Больно? Но твоя боль пройдет, а его останется! Ты пойдешь дальше, он так и останется на границе, зависнет без срока. Умрешь ты, твои потомки, он так и будет ждать тебя. И вы не встретитесь. Разные плоскости. Разные! Отпусти парня, у него теперь своя дорога.

— Не могу, — призналась честно. — Это теперь и моя дорога, иной не вижу. Я виновата…

— Нет виноватых!… Кроме тех, кто хочет ими быть. Я рассказываю тебе то, что знает каждый ребенок.

— Намекаешь, что я отупела в одночасье? Я понимаю к чему ты и о чем, но оно

не принимается. Все, что я знала, знаю, просто потеряло свое значение.

— Тебе нужно встряску устроить, — заявил. Мечи за спину закинул и попер через смородину, раздраженно вещая. — До чего плохо быть человеком. Какой-то миг, момент, стресс и ваши чувства начинают преобладать над разумом. Логика исчезает, будто ее вовсе не было, нет. У меня тоже есть чувства. Как без них? Но давать им бразды правления и превращаться в слепого идиота? Благодарю! Ты же патрульная, ты солдат! Сколько по «зеленке» шагаешь? Шесть лет? Не дитя — капитан. Как ты по «зеленке» ходила, как до капитана дослужилась? Глядя на тебя сейчас, можно один вывод сделать — твое место в диспетчерах. На списание пора. Не место таким как ты, на задании, как не место на другой стороне «зеленки» соплям и слюням!

Стасе было стыдно. Она тащилась за роботом с покорным видом и прекрасно осознавала, что он прав. Она раскисла, расклеилась, сломалась и, будь в группе на задании, стала бы не помощницей, полноценной единицей, а сначала обузой, десяткой, потом нулем. Скольких так списали после первой же вылазки, скольких после второй? Тот парень? Сейчас уж и не вспомнить, как его звали. Истерил после выхода к ацтекам, на задании нервничал, нервировал, грозил подставиться сам и подставить группу. Таких списывали и ни у одного патрульного не возникало мысли, что это не правильно. И она всегда это понимала — только так нужно, только так верно.

Не каждый может быть патрульным, не каждому доводится попасть в «зеленое» братство. Здесь главное не мышцы, отличная физическая подготовка, знания, энергопотенциал, здесь главное умение группироваться, отодвигать личное, руководить собой, думать, даже когда в голове туман от эмоций, умение контролировать прежде всего себя. Чувства не должны диктовать свои условия, чувствам не место на «зеленке», иначе быть провалу задания, иначе быть потерям, иначе быть угрозе искривления исторической ленты, изменениям, чреватыми для всего человечества. А если такая ответственность, какие могут быть сантименты?

И разницы нет: по своей ты временной ленте шагаешь или по истории другой параллели. Все взаимосвязано, все в четкой сцепке друг с другом. Как маятник — качни его в одну сторону, в одном мире, пойдут колебания по всем мирам и вернутся в точку старта неизвестно чем. И здесь сложнее, здесь не знаешь, чем твой шаг откликнется, поэтому нужно быть максимально собранным.

Пример такого «маятника» куда как нагляднее — она сама. Жила, чувства игнорируя, себя в руках держала, а попала в технократию, и дала им волю. Теперь плоды пожинает. Смерти, разброд и еще большую расхлябанность чувств. Раз слабинку дала, вроде оправданную, а вот где результат обозначился. Выпустила чувства наружу, теперь вернуть их под свой контроль не может. А под их эгидой элементарное не принимается, простейшее высшим академическим трудом кажется, ясное туманом покрывается, опыт тает, будто не было его. В таком состоянии ты маленький человечек, знающий и понимающий не больше муравья в траве, и мирок твой узок, а сам ты ничтожен.

— Я постараюсь взять себя в руки, — сказала в спину Кира.

— Будь уж любезна, — проворчал тот, не оборачиваясь.

Полдня они шли по лесному массиву, не встретив ни единой живой души, кроме женщины, взывающей к праотцам и духам неба и земли. Белая рубаха с узорным рисунком по краям и венок из полевых цветов и листьев дуба навеяли мысль, что женщина друидесса. Понятно, мешать ей в ее молитве они не стали. Постояли в кустах у маленькой круглой полянки с дубом посередине, у которого волхвовала жрица, поразмышляли, стоит ли ее расспросами беспокоить, да пошли дальше, решив — не стоит. Уж больно вид у женщины был неприступный да занятой. Потревожь такую в момент экстатического слияния с ее Богами, много интересного услышишь, но жаль, не по делу.

Ста метров от нее не отошли, на поляну вышли, где подобные ей, только в зеленых балахонах, сидели полукругом. Мужчина с седыми висками и бронзовой от загара физиономией стоял в середине круга и читал стансы растениям.

Кир и Стася переглянулись и решили подсесть к паре за кругом: парню в ослепительно белой рубашке, строгом костюме и… сандалиях на босу ногу. Его девушка, что он слегка обнимал за плечи, выглядела подстать — шикарное платье в стиле выпускницы школы и платочек, подвязанный в стиле крестьянки, на голове.

Свои, — как-то сразу решили путешественники, бухнулись рядом.

— Привет, — подал ладонь парню Кир.

— Угу, — пожал с равнодушием.

— Я Кир.

— Макс, — ответил с тем же безразличием. А девушка заинтересовалась, высунулась из-за плеча своего друга, чтобы лучше рассмотреть пришлых.

— Марина, — улыбнулась Русановой.

— Станислава, — выдавила в ответ улыбку та.

— Вы откуда?

— Э-э… Оттуда, — махнула, не глядя, в сторону леса. — А вы?

— Здешние, — буркнул парень, не переставая пристально смотреть на чтеца в круге.

— В смысле?

— Здесь живем, в лесу. Это наши братья и сестры, — пояснила девушка.

— Нравится?

— Да. Надоела цивилизация. Толкотня, суета, бездушие. В городе вон народу много, а ты словно один. И рвешься куда-то за толпой. А зачем? Сюда уехали. Здесь благодать, покой и свобода.

Насчет свободы Стася бы поспорила. Наслышана была о подобных «скитах», признаках дестабилизации общества. Сулили поселенцам многое, сказки рассказывали — куда братьям Гримм или Андерсену. Только реклама с действительностью, ой, как расходилась — ребята из третьей группы как-то залетели в такое сообщество, рассказывали потом.

— Зверь не тревожит? — спросил Кир.

— Звери наши братья, — начала девушка, а парень за нее закончил:

— Ему здесь делать нечего, — и выставил как аргумент нательный крестик.

— А-а, — протянул робот неопределенное, но лицо кислым стало и выдавало.

— Не веришь? Поэтому и пройдешь через чистилище, станешь добычей Зверя. А наш пастырь милосердный нас спасет. По вере дано будет.

Стася приуныла, сообразив, что Макс под Зверем Антихриста, подразумевает и грядет поучительная тирада с цитированием христианских трудов. На Кира глянула: может, пойдем?