Код от чужой жизни
Шрифт:
– Снова в точку, – кивнул Артем. И добавил с кривой усмешкой: – У вас просто талант давать верные определения!
Рита сжала кулаки.
– Ваше самобичевание фальшиво. Как и всё, что вы делаете и говорите. И знаете, вы намного хуже меня и Глеба Черных. Мы с ним, по крайней мере, не корчим из себя разочарованных чистоплюев, превратившихся в циников.
– Не корчите, – снова согласился Артем. – Вы просто цинично обираете людей. Всего доброго.
Он допил кофе, бросил стаканчик в урну и повернулся, намереваясь уйти.
– Мы не договорили! – яростно
– Я договорил, – обронил Артем через плечо и неторопливо зашагал прочь.
– Лицемер, – бросила ему вслед Рита.
– Волчица, – сказал Артем, не оборачиваясь.
12
Профессор Старостин открыл глаза. Он увидел над собой все тот же потолок, ровный, белый, без единой трещины. Шевельнул правой рукой – наручника на ней не было. Слабость еще чувствовалась, но не была такой сильной, как прежде. Должно быть, действие седативного препарата заканчивалось. Значит, с минуты на минуту ему вколют новую дозу. Лекарство сделает его вялым, беспомощным и безвольным. В ватном, размякшем теле не останется сил для противостояния, остатки душевных сил будут растворены в препарате, язык развяжется и начнет болтать сам собой.
Старостин попытался вспомнить, рассказал ли он своим мучителям о той молодой женщине, которая попала под колеса его машины и в крови которой теперь так нуждался генерал Кальпиди. Если рассказал, то ее уже ничто не спасет. Она для Кальпиди всего лишь донор. Зверек-носитель, которого требуется поймать, исследовать, убить и препарировать.
Хотя… возможно, она уже мертва. Препарат не прошел полных клинических испытаний, и одному богу известно, какими побочными эффектами все это обернется. Возможно, она уже умерла от кровоизлияния в мозг. Сошла с ума и лежит сейчас на койке в психиатрической клинике, погрузившись в галлюциногенное забытье. А может, она покончила жизнь самоубийством, не выдержав того, что с ней случилось? Возможно и такое.
Старостин припомнил слова своего учителя, академика Рогова, произнесенные им еще в ту далекую пору, когда Валерий Старостин был аспирантом биофака.
– Валера, вы должны понимать, что человеческий разум находится вне мозга. Мозг – всего лишь принимающая станция. Как радиоприемник или телевизор. Когда ломается телевизор, изображение на экране меркнет. Но электромагнитные волны продолжают разносить его по всему миру, и оно отображается на экранах миллионов других телевизоров – в каждом со своими нюансами цвета и звука.
– Но нас учили, что разум – это всего лишь функция мозга. Как слюна, выработанная слюнными железами.
– Это устаревший подход.
– Вы можете это доказать?
– Я – нет. А вот вы вполне можете это сделать. Пусть не сейчас, но в будущем. Если продолжить нашу аналогию, то мозг ученого – это хорошо настроенный телевизор последней модели. Мозг обычного человека – дешевый телевизор, купленный на распродаже. Представьте себе, что будет, если обычный, самый заурядный, телевизор слегка усовершенствовать. Допустим, подключить его к улучшенной антенне. Изображение на экране станет четче. А
– То есть мозг человека можно качественно улучшить?
– Об этом я и говорю. Валера, я уже старый человек, а вот у вас впереди все будущее. Посвятите его проблеме качественного усовершенствования человеческого мозга, и вы обязательно добьетесь результатов.
«Да, добился», – с горечью подумал Старостин.
Действительно, добился. Но кому от этого стало лучше? На пути к успеху он лишился сперва жены («Я так больше не могу, Валера. Прости, но я должна уйти»), потом Зиночки Непряжской (перед глазами у него до сих пор стояло ее бледное мертвое лицо, на котором застыла печать изумления – «за что?»).
А сколько человеческих судеб сломано?
Старостин зажмурил веки. Из краешка его глаза выступила и скатилась по щеке на подушку слеза.
…Кто-то негромко кашлянул рядом. Старостин скосил глаза и увидел охранника. Тот сидел в кресле с планшетником в руках и играл в какую-то игру. В ушах у него чернели пуговки наушников.
Профессор посмотрел правее и увидел лежащую на тумбочке биксу, а в ней – шприц на марлевой подушке, пропитанной антисептиком. Вероятно, медсестра выскочила куда-то на минуту и вот-вот должна была вернуться, чтобы сделать Старостину укол.
Действовать нужно было срочно. Профессор медленно протянул руку и опустил ее на шприц. Охранник, увлеченный игрой, ничего не заметил. Старостин взял из биксы шприц и положил большой палец на упорную пластину поршня. Мысленно досчитал до трех, пытаясь целиком сконцентрироваться на том, что сейчас сделает. Раз-два-три. Затем быстро поднял шприц и с размаху всадил иглу охраннику в бедро – и тут же нажал на поршень. Препарат вошел в мышцу прежде, чем охранник успел что-либо предпринять. У того еще хватило сил отбросить планшетник, он даже приподнялся со стула, но тут же рухнул обратно и замер, запрокинув голову, с приоткрытым безвольно ртом.
Старостин откинул одеяло и сел на кровати, опустив босые ноги на пол. Посидел несколько секунд, собираясь с духом, затем встал на ноги и повернулся к охраннику. Тот смотрел на профессора растерянным, чуть сонным взглядом. Старостин неуклюже разул охранника, стащил с него брюки. Надел все на себя. Потом снял с парня пиджак и накинул его поверх белой больничной пижамной курточки. Пистолет охранника он сунул за ремень, не вполне представляя, как им пользоваться. Потом, прихрамывая, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул наружу.
Медсестра, стоя у стола, беззаботно болтала с кем-то по мобильному телефону. Старостин тихо вышел в коридор, осторожно прикрыл за собой дверь и, стараясь идти твердо, зашагал к выходу.
13
Огромная яхта плавно скользит по серебрящейся в солнечных лучах океанской глади. Рита сидит на палубе, в кресле. Она одета в купальник и шляпку. Нежась на ярком солнце, Рита потягивает холодный вкусный коктейль через трубочку и смотрит на обнаженную сильную спину Виктора, который закрепляет парус.