Код предательства
Шрифт:
Тут же под ногами начинают путаться Катя и Алёнка. Берите, детки, шоколадки. Интересно, как они про меня потом папе рассказывают? Подозреваю, что существует какая-то особенная женская порука. Не нужно обманываться, будто пяти, тем более семилетняя девочка – это такой несмышлёныш, которому можно запудрить мозги любой складной байкой. Это уже Тайная Планета, это уже Женщина. Планета-Полная-Тайн…
Привет, говорю, Инна Сергеевна. Я тебе принёс Веничку Ерофеева.
Мы проходим на кухню. На столе уже что-то из лёгких закусок. Меня
Я не влюбился в Инну Сергеевну, мне просто нравится на неё смотреть. Она сидит на стуле и ощущает мои глаза на своих голых коленках.
Так в каких же трусиках сегодня этот ребёнок, мать, жена и кандидат наук?
– Слушай, – зачитываю я ей из Ерофеева:
«Окно в Европу было открыто Петром в 1703г и 214 лет не закрывалось».
Я знаю, что Инне Сергеевне это должно понравиться, как и мне, и произношу фразы так, будто передаю чего-нибудь вкусненькое, чего попробовал сам и теперь хочу, чтобы и она ощутила этот замечательный вкус.
Я читаю ещё:
«А я глядел ей вслед и ронял янтарные слёзы».
«И ещё раз о том, что тяжёлое похмелье обучает гуманности, т.е. неспособности ударить во всех отношениях, и неспособности ответить на удар».
«Ценить в человеке его способность к свинству».
Конечно, как тут не улыбнуться. Инна Сергеевна делает это вслух, по-детски хихикает. У этой малышки весьма эротический смех.
Между нами стол. Я нахожу возможным пересесть поближе, рядом, чтобы невзначай поцеловать оголённое плечико Инны Сергеевны. Это такой пробный поцелуй. Если Инна Сергеевна позволит себе мне это позволить, то потом можно и в шейку.
У нас, у мужиков, всё одно на уме.
Веничка:
«Когда камыш только шумит, гнутся деревья».
«в чём-то соглашаюсь с Вильямом Шекспиром, но кое в чём и нет».
А поцеловать можно и в смеющиеся губки.
«Ведь блядь блядью, а выглядит, как экваториальное созвездие».
«Когда Господь глядит на человека, он вдыхает в него хоть чего-нибудь. А тут он выдохнул».
Неожиданно Инна Сергеевна начинает красиво плакать. Не клеится у неё семейная жизнь. Ну, это и козе понятно.
Надо бы как-то помочь. Сажусь опять напротив, наливаю по коньячку.
– Может, говорю, нам сексом заняться? К тому моменту я уже разглядел: розовые, весьма
Ну, не умирать же? – Может, говорю, нам сексом заняться?
Полноватые груди Инны Сергеевны расстегнули топик до перемычки, соединяющей чашечки бюстгальтера.
– Нет, отвечает Инна Сергеевна. Я люблю мужа. И у меня месячные.
– А, если – орально? – я не оставляю своей затеи каким-то образом помочь молоденькой женщине восстановить душевное равновесие.
– Нет, орально мне не нравится, – всхлипывая, шепчет моя милая умница.
Я снова подсаживаюсь, помогаю её грудям: расстёгиваю две последние пуговички, и они чувственно расправляются в тонком розовом белье. Инна Сергеевна испуганно спохватывается: «Дети!..». Детей удаётся уговорить пойти на улицу, погулять. Всегда рвутся, а тут им вдруг захотелось дома посидеть. Но – уговорили. Прогулку профинансировали. «Сникерс» хотим – пожалуйста! Куклу хотим – пожалуйста! Минут сорок у нас в запасе есть.
Я укладываю Инну Сергеевну на диванчик в комнате для гостей. Она дошла ватными своими ногами и «без чувств» на него опустилась. Не диванчик – диванище! Раньше такими делали залы в хрущобках.
Касаюсь губами щёк, плеч, шеи, груди. Закрытых глаз. Полуоткрытых губ. У меня 40 минут, но я не тороплюсь. Дай, Инна Сергеевна, наглядеться на тебя в эти минуты, дай возможность приближаться к тебе постепенно, по чуть-чуть, чтобы растянуть эти мгновения. Нет, я не влюблён. Я взрослый и опытный. И знаю, что я не второй у Инны Сергеевны. И не последний. Муж не в счёт. Нужно ли обманывать себя тем, что лежит она тут сейчас передо мной такая по-женски слабая из-за того, что вдруг потеряла голову, безумно в меня влюбилась? Нужно быть реалистом. Хотя бы в зеркало на себя посмотреть. И я целую Инну Сергеевну, целую осторожно, нежно просто потому, что где женщина – там Бог. А я – человек верующий…
Я стягиваю с Инны Сергеевны розовые трусики. Наконец-то я их рассмотрел. Ничего особенного, но как было интересно! Да, правду говорила Инна Сергеевна, у неё действительно месячные. Стало быть, не исключено, что и мужа она любит.
Теперь, милая, одну ножку сюда, а другую – сюда. Да… Окрасился месяц багрянцем… Второй день?.. Я стал свидетелем глубокой внутренней драмы. Инна Сергеевна, как мне помнится, родилась под знаком Козерога, значит, боли бывают сильные.
Я целую женщину в нежный промежуток кожи, туда, где живот переходит в бедро. Потом – ниже. Ещё ниже. На вкус ничего, вполне съедобно. Провожу языком по окровавленным лепесткам, Инна Сергеевна стонет – я погружаю всё лицо…
В дверь звонят. Муж? Нет, он в отъезде. Не может быть, что это он. Иду к двери. Положено, конечно, хозяйке, но она «без чувств». Ей, по-видимому, всё равно. Мне не всё равно. Однако, если я открою дверь в таком виде, то муж, если это он, может подумать, что случилось что-нибудь страшное.