Код власти
Шрифт:
– Где? – шепотом спросила мать. – Где ты будешь учиться?
– В Сигминском высшем кадетском училище.
– Тебя не примут, ты девочка, – едва слышно произнесла мать, растерянно переглядываясь с отцом. Она была настолько ошарашена сообщением, что даже не начала плакать, запрещать и выяснять отношения.
– Я сдала экзамены, прошла медкомиссию и поступила в училище, – четко выговаривая слова, ответила Лидка. – Вопрос решенный и обсуждению не подлежит.
– Лика! Лика, ты слышишь, что говорит твоя сестра! – простонал отец. – Лика, скажи ей!..
Однако старшая, посмотрев на сестру задумчивым взглядом, промолчала.
– Как ты могла! Как ты могла! – Мать вскочила из-за стола и забегала, потрясая сжатыми кулачками. – Ты предала свою семью! Наша семья поколениями хранит светлые гуманистические традиции, и вдруг наша дочь, девочка, заявляет, что
– Вы называете военных солдафонами, а вместе с тем живете в мире лишь благодаря им. – В отличие от матери, Лидка, заведясь, начинала не кричать, а, наоборот, разговаривать очень тихо.
– Благодаря кому – им? – патетически воскликнул отец, поднимая руки. – Человечество, слава богу, давным-давно научилось жить в мире. И никакие войны просто-напросто невозможны! Не-воз-мож-ны! Поэтому ты, Лидия, не только предаешь семью, но и собираешься заниматься совершенно бессмысленным и идиотским делом!..
Родители продолжали кричать, но Лидка уже не слушала. Если бы они были способны пусть даже не понять, а хотя бы просто выслушать ее, тогда бы она объяснила – или попыталась объяснить, – почему делает это. Но они не были способны услышать собственную дочь, и она просто молча встала из-за стола, пошла в свою комнату, взяла заранее подготовленный рюкзачок с вещами и так же молча вышла из дома.
– Если сейчас уйдешь, ты нам не дочь! – Крик отца ударил в спину, заставив сгорбиться. На плечи будто легла неподъемная тяжесть, но уже через несколько секунд девушка снова выпрямилась. Что ж, она больше не дочь и не сестра – ведь могла Лика ее поддержать? Или если не поддержать, то хотя бы слово сказать? – тем лучше! Раз она теперь сирота, то имеет полное право принимать самостоятельные решения. Однако слезы все же едва не сорвались с глаз…
Аэротакси отвезло ее в космопорт, и орбитальный челнок, стартовав, оставил позади не только родную планету, но и целый кусок Лидкиной жизни. Остались позади родители – хотелось надеяться, что не навсегда, ведь настоящие родители рано или поздно прощают своих блудных детей, пусть даже и поступивших вопреки их воле. Осталось позади детство – вот это уже навсегда. Слезы вновь навернулись на глаза, и Лидка засунула руку в карман курточки, чтобы достать носовой платок, но вместо платка неожиданно вытащила голофото. Папа, мама, Лика – и она сама, десяти лет от роду, со смешным бантом, размером чуть ли не с ее голову – кому только пришло на ум повязать ребенку такой бант? Наверное, фотографию ей в карман успела сунуть Лика – догадалась, что уговаривать и спорить бесполезно, что младшая уже все для себя решила. Девушка часто-часто заморгала, прогоняя навернувшуюся на глаза влажную пелену – вот еще, развела сырость! – шмыгнула носом и перевернула снимок.
«Будь счастлива, Белка!» – было написано там размашистым Ликиным почерком…
6
Лика
…Подобравший Лику десантный челнок наконец пришвартовался, и шлюпбалка плавно внесла его в ангар, опустив на решетчатый пол. Вместе с журналисткой прилетели лишь двое легкораненых десантников – по сути, бот на орбиту гоняли только ради нее. Несколько секунд стояла тишина, затем где-то над головой клацнули магнитные замки, и машина качнулась на амортизаторах посадочных стоек. Все, приехали. Лика передернула плечами: ее немного морозило и, похоже, вовсе не оттого, что она подхватила простуду. Просто в самое ближайшее время ее ждала встреча с грозным контр-адмиралом, и это все объясняло. Ох, что будет! Она даже оставила мелькнувшую было мысль по-десантному лихо выскочить из бота, словно ничего особенного не случилось, – кажется, сейчас лучше не выпендриваться. Однако ничего «такого», против ожидания, не произошло. Собственно, вообще ничего не произошло: Чебатурина на палубе просто не оказалось. Плохо – похоже, «разбор полетов» откладывался, грозя стать еще более впечатляющим, ведь Сергей не может не знать о ее прибытии (как будто не он распорядился послать за ней челнок!), значит, и его отсутствие в ангаре – своего рода воспитательный момент: мол, подожди, дорогая, отдохни пока, с силами соберись, а там уж мы поговорим…
– Ты медотсек-то сама найдешь или проводить?
– Медотсек? – Девушка удивленно взглянула на одного из прилетевших с ней раненых, высокого парня в изодранном камуфляже с замотанной бинтом головой. Второй раненый стоял рядом, опираясь на складной костыль, – он был ранен в ногу.
– Ну да, нам с Джеймсом на перевязку, тебе, как я понимаю, на санобработку и медосмотр. Стандартная процедура для всех эвакуированных… – десантник пожал плечами. – Так что, пошли вместе?
Лика кивнула и двинулась вслед за парнями. До медицинского отсека, на самом деле занимавшего почти десяток помещений, добирались долго, поскольку идти приходилось со скоростью хромающего Джеймса. Лика, проведя на борту крейсера больше полугода, здесь, как ни странно, еще ни разу не была и никого из персонала не знала – со всеми своими нечастыми недомоганиями она вполне справлялась и без помощи медиков. Кстати, с профессиональной точки зрения, явная недоработка: во время войны медслужба ничуть не менее важна, чем любая из боевых частей, а значит, надо бы хоть короткий репортаж написать. Посоветоваться, что ли, с Чебатуриным? Лика непроизвольно вздохнула: в ближайшее время ей это явно не удастся – разговор-то у них, ясное дело, будет, но вот только вряд ли он хоть каким-то боком затронет ее профессиональные интересы!..
В медотсеке Лика пробыла недолго, от силы час: дежурный врач, излишне веселый и поэтому отчего-то ассоциировавшийся у девушки с психиатром, осмотрел ее и, взяв напоследок анализ крови, отправил на санобработку, радостно сообщив, что «госпожа Бачинина совершенно здорова и после помывки может отправляться по своим журналистским делам». И видя, что Лика вовсе не торопится покинуть медицинский отсек, неожиданно серьезно добавил:
– Да идите уж, не бойтесь, ваш контр-адмирал, как только сообщение с поверхности пришло, всю мою службу на уши поставил, так переживал. Я уж думал, вас чуть ли не по частям на борт доставят, даже реанимационный блок заранее запустил. Так что идите спокойно, не волнуйтесь, ничего он вам не сделает…
Услышав это самое «ваш контр-адмирал», девушка вспыхнула, по привычке собравшись было спорить, но тут же поняла, что не стоит: похоже, их отношения уже ни для кого на корабле не были тайной. И уверения в обратном лишь поставили бы ее в совершенно глупое положение. Тут же, будто подгадав подходящий момент, настенный коммуникатор, по старинной традиции называемый «громкоговорителем», равнодушно сообщил:
– Лейтенанту Бачининой срочно прибыть на командный пункт.
Лика, беспомощно взглянув на понимающе ухмыльнувшегося врача, сделавшего рукой знак «идите, мол», поднялась и обреченно потопала «на помывку» в санблок, после чего поднялась на «командный» уровень. Однако и там Чебатурина не оказалось: девушке сообщили, что он проводит совещание со старшими офицерами в своей каюте, куда ей и велено прибыть. Контр-адмиральская каюта – вернее, апартаменты – состояла из трех частей: приемной, кабинета и собственно жилого блока. Совещание происходило в кабинете, а в крохотной приемной сидела одетая «по гражданке» блондинистая девушка, цокая наманикюренными ноготками по электронному планшету. Блондинка внимательно оглядела Лику, Бачинина ответила тем же и уселась, устроив ногу на ногу – не по-женски, ножку на ножку, а положив на колено левой ноги ботинок правой. «Эх, а ведь красивая девка, ничего не скажешь! – Ее мысли завертелись вокруг сидящей рядом блондинки. – И ничего удивительного, если Сергей…» Додумать сию печальную мысль она, к счастью, не успела – дверь кабинета отъехала в сторону, и в приемную вышли несколько офицеров. Последним шел молоденький лейтенант Петюнчик, личный адъютант Чебатурина. При виде Лики он просиял, но тут же приложил палец к губам, весьма выразительно изобразив физиономией, что «начальник в гневе».
– Проходите, девушки, господин контр-адмирал ждет вас! – сообщил он нейтральным тоном, тем не менее успев состроить за спиной блондинки еще одну уморительно-пошлую гримасу, адресованную уже только Лике и касающуюся ее светловолосой соседки, – Лика едва удержалась, чтобы не фыркнуть от смеха. Интересно, что это Сергей такое задумал? Почему он пригласил ее одновременно с этой белобрысой? Непонятно и оттого еще более тревожно… Они вошли в кабинет – при этом журналистка нахально пролезла первой – и остановились на пороге. Чебатурин стоял у стола и курил. Вид у него был осунувшийся, и у девушки больно сжалось сердце.
– Господин контр-адмирал, лейтенант Бачинина по вашему приказанию прибыла! – тем не менее, четко отрапортовала она – да только кто б знал, чего ей стоила эта четкость…
– И я… э… тоже прибыла, – прощебетала блондинка, явно не зная, как себя вести.
Сергей, по-прежнему не произнеся ни слова, жестом предложил садиться. С полминуты стояла тишина, затем контр-адмирал заговорил:
– Это, лейтенант, – Чебатурин обращался к Лике, но в лицо ей не глядел, – стажер Элеонора Тальборг, она будет писать о вас очерк и сейчас возьмет у вас интервью.