Код власти
Шрифт:
Коротко замахнувшись, Лидка изо всех сил врезала прямо в ненавистную рожу. И тут же в глазах потемнело, и земля плавно, будто при замедленной съемке, двинулась ей навстречу. В следующий миг наступила темнота.
Очнувшись, Лидка, не открывая глаз, первым делом пощупала голову и лицо. Вроде все в порядке, никаких новых ушибов не добавилось, нос не сломан, губы не разбиты. Открыв глаза, села. Патрик полулежал, упираясь спиной в огромный валун, а десантник потихоньку кормил его из какой-то тубы.
– О, очухалась, – как ни в чем не бывало сказал он, не поворачивая головы.
Вот зараза! Мало того, что слух, как у кошки, так он еще и не оборачивается! Как будто знает, что со спины ему ничего не угрожает! Нет, на самом-то
Патрик что-то промычал.
– Это он пытается тебе сказать, что с ним все в порядке. – В руках Бакова возник кусок бинта, которым он ловко вытер пилоту рот, после чего повернул наконец голову к Лидке: – Он просто говорить пока не может. Но на самом деле это он слегка погорячился, и у него очень даже не все в порядке. У твоего товарища тяжелая контузия, баротравма, неслабое сотрясение мозга, сломана парочка ребер и, похоже, сильно ушиблены ноги и поясница. Так что первое время нам с тобой придется его тащить. Зато с внутренними органами, похоже, все в норме.
Лидка от возмущения чуть не задохнулась. По какому праву этот сержант так с ней разговаривает?! Во-первых, с чего он решил, что они пойдут вместе? Во-вторых, с какой это радости он к ней обращается на «ты»? Это вообще грубое нарушение субординации! В конце концов, она старший лейтенант, а он всего-навсего старший сержант!
– А про субординацию забудь, – весело посоветовал Данила, будто прочитав ее мысли, – мы тут все сперва сержанты, зато потом на пенсию майорами-полковниками выходим. Ты звания-то не равняй, у диверсантов своя мерка. Жрать, кстати, хочешь? – Он кинул ей точно такую же тубу, как та, из которой кормил Патрика. Девушка повертела ее в руках. Никаких наклеек или надписей, просто желтовато-коричневатая туба. Если б ей такая под руку попалась, решила бы, что там клей какой-нибудь, мономолекулярный, например. У них в НЗ пищевые рационы совсем иначе выглядят.
– Спасибо, не хочу, – буркнула она. Нет, не из принципа буркнула: есть ей и вправду не хотелось.
– Да ты не ломайся, лопай, – снова весело сказал Данила. – У меня еще есть. Да и вообще, с диверсантом нигде не пропадешь, я еду везде добуду.
Ну и чего, скажите, он так лыбится? Еду он везде добудет… Такой болтун только одно везде может добыть – неприятности себе на голову и прочие места. И ведь какая наглая морда! Лидка едва сдержалась, чтобы снова не засветить кулаком в эту улыбающуюся на все тридцать два физиономию.
– Ну, ты, мать, сильна! На ногах еле стоишь, а меня вон как приложила, я аж упал… почти. Сантиметра три тебе не хватило, чтоб меня вырубить… попробовать. И сейчас, судя по выражению лица, хочешь еще разок повторить.
Упал? Кажется, это она упала.
– Настолько от души въехала, что аж сама на ногах не удержалась! – сообщил парень и засмеялся. Так хорошо и открыто засмеялся, что девушка и не заметила, как и сама тоже засмеялась. И сразу же одернула себя: Роман погиб, ребята погибли, а она, дура, ржет, и все из-за этого гада! Бачинина и сама не понимала, почему хитроватая физиономия Данилы вызывала в ней… нет, даже не неприязнь, а какую-то необъяснимую реакцию отторжения. Но, с другой стороны, одной ей Патрика действительно не вытащить…
Девушка фыркнула, сердито отвернула крышку тюбика и принялась есть нечто густое и довольно приятное на вкус, напоминающее хорошее мясное пюре со специями…
Они шли уже третий день, и Лидка успела сотню раз проклясть и весь их маршрут, и сам этот непроходимый лес. Впрочем, иного выхода все одно не было: к этому времени она уже знала, что оказалась в глубоком тылу, и до района высадки основных сил им предстоит пройти не одну сотню километров. Правда, ни она, ни сержант даже понятия не имели, чем закончилась высадка: связи по-прежнему не было. Удалось десантникам закрепиться на поверхности и удержать плацдарм или пришлось эвакуироваться обратно на корабль? Да и вообще, есть ли он в природе, этот самый «плацдарм»?
Но все-таки они шли, медленно, но шли. К сожалению, на второй день у Патрика, которого сержант практически тащил на себе, началась лихорадка, что задержало их почти на сутки. «Пятнистая лихорадка скалистых гор», – с чрезвычайно умным выражением лица непонятно сообщил Данила и заржал, как зебра, когда-то давно испугавшая маленькую Лидку в зоопарке. При чем здесь какие-то скалистые горы, когда вокруг непроходимый лиственный лес, лишь изредка рассекаемый невысокими распадками и моренами, и почему он назвал лихорадку пятнистой, было совершенно непонятно. И еще менее понятным было, что он в этом нашел смешного? Впрочем, до объяснения он, конечно же, не снизошел. По дороге неунывающий старший сержант (Лидка, по жизни не переваривающая нытиков и меланхоликов, сейчас готова была убить его за эту постоянно довольную физиономию) кормил ее и Патрика из своих запасов, периодически дополняя однообразный рацион подстреленной по дороге живностью. Подстреленной, между прочим, из самой настоящей пращи, сделанной из ремня от десантного ранца. Поначалу Лидка несказанно удивлялась тому, как он ухитряется охотиться, пользуясь столь примитивным приспособлением, однако вскоре привыкла и даже разок приготовила на углях подбитую сержантом крупную птицу в ярком оперении, предварительно обмазав ее глиной. К слову, очень даже вкусная птичка оказалась, хоть и жестковатая слегка. Несколько ярких перьев из ее хвоста диверсант аккуратно спрятал в свой рюкзак.
– Соседские детишки собирают, – пояснил он в ответ на ее взгляд, – я им всегда чего-нибудь с каждого выброса привожу.
Девушка лишь молча покачала головой.
Баков вел маленький отряд по лесу, обеспечивал всех питанием, лечил Патрика и по-прежнему помогал ему передвигаться. Благодаря нашедшейся у сержанта запасной аптечке (и, как оказалось, не одной) с лихорадкой было покончено меньше чем за сутки, и раненый теперь мог кое-как ковылять самостоятельно, с одной стороны поддерживаемый Данилой, с другой опираясь на вырубленную им рогатину-костыль. Кроме того, во время привалов диверсант отправлялся на разведку, выбирая наименее сложный дальнейший маршрут.
А Лидка? Лидка безумно тосковала. Периодически Данила напоминал ей Романа: открытой улыбкой, скупыми уверенными движениями. Тогда у нее сжималось сердце, и, отойдя на десяток метров в сторону, она плакала, до боли закусывая губы, чтобы не издавать никаких звуков. Иногда ей, наоборот, казалось, что сержант ничуть не похож на Рому; что тот никогда столько не выпендривался; что был более чутким, что никогда бы не сказал именно так, как сказал Баков. Одним словом, когда сержант делал что-нибудь, расходящееся со сложившимся в голове образом Самарина, ей непреодолимо хотелось немедленно оказаться от него как можно дальше и никогда больше не видеть. Но Патрик, рыжий бестолковый Патрик, был еще слишком слаб, да и куда б они вдвоем с ним ушли? Данила вел их целенаправленно, зная, куда именно идти, и девушка по этому вопросу с ним даже не спорила. Ей вполне хватило короткого «навстречу своим, конечно, куда ж еще?», сказанного еще в первый день. К тому же раненый пилот сильно привязался к неугомонному сержанту; привязался, как привязывается к хозяину спасенный им от смерти щенок или котенок. И Лидка все чаще ловила себя на мысли, что она совершенно не права в отношении Бакова и вопринимает его слишком предвзято, но и заставить себя измениться пока что не могла.