Код власти
Шрифт:
Недоумение Чебатурина было написано на его лице большими буквами. Что ж, даже контр-адмиралы не могут знать всего на свете – пусть маленькая, но все ж возможность потешить свое самолюбие.
– Вы ведь попросили меня об одолжении именно как женщину, верно? Вот и извольте принимать меня именно так. Запомните, Сергей Геннадиевич, настоящая, знающая себе цену дама никогда не явится по приглашению точно в срок! Никогда!
Контр-адмирал задумчиво кивнул, видимо переваривая услышанное. Ага, похоже, ей все-таки удалось его удивить! Злорадно ухмыльнувшись – про себя, конечно, – Лика продолжала: – Красивой женщине, желающей произвести на присутствующих должное впечатление, позволительно опаздывать; более того, она просто обязана это делать, хотя бы из уважения к самой себе!
– Но я не имею права появиться на вечеринке позже Главкома. – Голос Чебатурина прозвучал неуверенно.
В следующий миг до него дошло:
– Постойте, а при чем тут, собственно, «произвести впечатление»?! Разве я об этом хоть слово сказал?
– А при том, – спокойно пояснила ошалевшая от собственной смелости (или, скорее, наглости) Лика, – что иначе я просто не согласна. Хотя бы потому, что достаточно высокого мнения о собственной…
– Ладно, я понял… – мрачно перебил ее Сергей Геннадиевич. – Да нет, не злитесь, правда, понял! Что ж, согласен, в конце концов, сам же предложил. Значит, до завтра?
– До завтра, – делано-равнодушным тоном согласилась девушка, хотя внутри у нее все пело – непонятно, впрочем, почему. – Буду ждать вашего Петюнечку, – и, помахав окончательно обалдевшему адмиралу рукой, она торжественно выплыла из комнаты. Впрочем, сразу за дверью на нее напало раскаяние: ну и на кой ляд, спрашивается, она еще и Петюнечку приплела? Решила заставить контр-адмирала поревновать? Так ведь для ревности нужно, чтоб он к ней хоть какой-то интерес проявлял, а так? Вот же дура!..
Вернувшись в отведенную ей комнату, девушка засела за репортаж. Именно в комнату, а не в привычную каюту – Вторую ударную недавно отвели на переформирование за первый пояс дальности, и весь штаб вместе с аккредитованными журналистами уже с неделю обитал на Фриланте, уютной планете-заповеднике. Спать не хотелось, поскольку в голове царил полный бардак – уж больно неожиданным оказалось предложение-просьба контр-адмирала, – и Лика быстро наговорила на комм первоначальный вариант статьи. Стоило бы сразу наговорить и второй вариант, но, если она не выспится, завтра, вернее уже сегодня вечером, будет похожа на кикимору, а не на обворожительную красавицу, как обещала Чебатурину. Отправив статью на комм главного редактора – пускай теперь или сам правит, или отложит до послезавтра, – она улеглась и неожиданно быстро уснула. Во сне недовольный Чебатурин, облаченный в потертый пиратский камзол с нашивками космодесанта на бархатном рукаве, отчитывал ее за то, что к старинному бальному платью на кринолине она надела тяжелые армейские ботинки и черную бандану с черепами. «Так и знал, что у вас нет никакого вкуса!» – кричал он, устрашающе размахивая кулаками, в каждом из которых было зажато по древнему дуэльному пистолету с взведенными курками. Пугающую картину дополняла закрывающая один глаз контр-адмирала черная повязка, по центру которой светился рубиновый лучик лазерного целеуказателя-дальномера…
Когда девушка открыла глаза, часы показывали уже половину десятого. Проспала! Идиотка! Лика подхватилась и принялась лихорадочно одеваться. В этот момент комм запищал, и на нее глянуло необычно серьезное лицо главреда:
– Ликуся, я в курсе, так что отдыхай. Статью получил, все в порядке, не волнуйся, – и, не дожидаясь, пока она что-либо ответит, начальник отключился. Интересно, что ему сказал Чебатурин? И почему комм не разбудил ее в семь, как она запрограммировала? В этот момент коммуникатор запищал снова.
– Приветики! – Адъютант контр-адмирала, как всегда, излучал жизнерадостность. – Как спалось?
– Петька, это ты мой комм заблокировал? Разве это можно сделать дистанционно? – Девушка была знакома с ним уже достаточно давно и могла особенно не церемониться. Паренек обладал уникальной памятью и неплохими аналитическими способностями, за что в адъютанты и попал: ему было всего девятнадцать, и никакая другая должность ему не светила, а Чебатурин, откопав мальчишку в каком-то богом забытом провинциальном училище, забрал к себе с четким намерением «вырастить грамотного начштаба». Штабные женщины, особо благоволившие к молодому симпатичному пареньку, назвали его Петюнечкой или Петюнчиком, и это прозвище, вопреки желанию самого носителя и недовольному ворчанию контр-адмирала, прижилось.
– Ну, во-первых, ничего невозможного нет, – солидно ответил он, – а во-вторых, я тут ни при чем. Но по секрету скажу: один знакомый тебе контр-адмирал лично отключил, даже мне не доверил и твоего кода доступа не дал. Вона оно как, сечешь? Ладно, я буду часиков в шесть, Сергей Геннадьич приказал привезти все заранее! Целую в щечку и ниже! – и, захихикав при виде Ликиного кулака, парень отключился.
«Отдыхай»… А что ей, собственно, делать-то, от чего отдыхать? Статью она отправила, править ее толку нет, а просто лежать и плевать в потолок? Нет, это не для нее. Может, в кои-то веки посмотреть головизор? Головизор в ее комнате был, как, впрочем, и во всех остальных – штаб разместился в корпусах какого-то дома отдыха или санатория, расположенного в живописном сосновом бору, – но все как-то руки не доходили, да и желания особого не было. Лика с ногами устроилась на кровати и щелкнула пультом. На одном канале шли новости, ее же, между прочим, репортаж, на другом – тоже новости, но там передавали нечто столь радужно-патриотичное, что захотелось плюнуть. По третьему начинался какой-то «мыльный» сериал, аж двести двадцать девятая серия. На четвертом, уже сугубо местном, канале жизнерадостная красотка в крохотном купальнике что-то рекламировала с таким видом, будто и не было войны и федеральное правительство не призывало «потуже затянуть пояса» и ввести на местных вещательных станциях соответствующую военному времени моральную цензуру. Разозлившись, Лика выключила головизор и забросила пульт под кровать. Чем же заняться? Поколебавшись, достала портативный компьютер. Мысли, до сих пор как-то туманно бродившие в голове, вдруг обрели небывалую четкость; строчки ложились одна за другой. Ну вот, еще парочку таких незапланированных выходных – глядишь, и напишет что-нибудь стоящее, книгу, например. В три часа она спохватилась, что неплохо было бы поесть. Поскольку на обед она, писательница хренова, безнадежно опоздала, пришлось довольствоваться нашедшимися в крохотной кухоньке продуктами. Доедая вторую пачку галет (саморазогревающиеся концентраты ее не вдохновили) и размышляя, насколько это навредит фигуре, Лика внезапно подумала, что Чебатурин не знает ее размера. Хотя это, конечно, ерунда, ведь выдавали же ей форменную одежду, стало быть, у интендантов есть все необходимые сведения. С другой стороны, форма на ней сидит отнюдь не впритык – вдруг и вечернее платье будет выглядеть как мешок – какого ей тогда рожна позориться на вечеринке? Поскольку ответа на этот вопрос не было, Лика снова засела за компьютер – ее, что называется, «перло». Вот станет она старенькой, выйдет на пенсию, поселится где-нибудь в такой же лесной глуши и будет день и ночь ваять книжки…
Стук в дверь раздался ровно за минуту до назначенного времени.
– Входи, Петюнчик! – крикнула Лика, как раз дописывающая главу. Эх, немного не вовремя, она даже накраситься еще не успела. – Входи же! – повторила она.
Дверь раскрылась, но за ней оказался вовсе не Петюнчик – с пакетами и коробками в комнату ввалился лично контр-адмирал Чебатурин, вызвав у Лики состояние ступора. Почему сам? Все-таки приревновал к адъютанту? Глупости! Вечно она видит не то, что есть, а то, что хочет видеть! Наверное, просто решил проконтролировать…
Меж тем Сергей Геннадиевич с непроницаемым лицом доставал и раскладывал на кровати вещи; Лика глядела со смешанными чувствами. Красиво, конечно, очень красиво, но вот только как она будет во всем этом смотреться? Все эти туфли на «шпильках», короткие и длинные юбочки да шикарные вечерние платья остались где-то в далеком прошлом.
– Я не красилась, – почему-то начала оправдываться девушка, хотя Чебатурин ничего не говорил. – Понимаете, косметика должна гармонировать с одеждой, а я ведь не знала, что за платье мне принесут.
Платьев оказалось целых четыре, и, как ни странно, все они подходили по размеру – по крайней мере, на первый взгляд. Скосив глаза на мрачного адмирала – что там у него опять случилось? – Лика благоразумно решила ни о чем не спрашивать. Итак, четыре платья, такие красивые, будто пришедшие из той, довоенной жизни. Черное, из невесомого, струящегося шелка – этот цвет ей всегда шел… вот только раньше она не была такой, гм, жилистой. А вот это, яблочно-зеленое, прекрасно подошло бы к ее глазам. Ну а вот в синем она, пожалуй, будет казаться слишком бледной. Красное. Какой цвет! Не красный даже, а алый, но не наглый и не режущий глаз… «Красное, конечно же, красное!» – доверительно сообщил внутренний голос, удивительно похожий на голос сестры Лидки. Младшая, так же, как и Лика, тоже очень любила красный цвет; любила и просто так, и оттого, что слишком уж многие говорили, будто рыжим девушкам красное надевать не следует.