Кодекс Агента. Том 2
Шрифт:
— Зря ластишься, я все равно на нем с тобой не поеду! — Ольга кладет ладони мне на грудь и мягко отталкивает от себя.
— Мальчики — на лошадях, девочки — в каретах! — с усмешкой заключаю я.
Веду Трубецкую к ее красному кабриолету, открываю дверь и усаживаю за руль.
— Встречаемся у въезда в высотку! — говорю я и посылаю ей воздушный поцелуй.
Я бы предпочел, чтобы Ольга поехала на байке, прижавшись к моей спине и крепко обняв, но от соло тоже не откажусь. Сажусь в кожаное кресло с высокой спинкой и активирую мотоцикл. Двигатель утробно рокочет
Под нацеленными на меня объективами камер по стоянке я еду медленно. Многочисленные охранники задержать меня не пытаются, лишь провожают внимательными взглядами и сообщают о моих передвижениях по встроенным в шлемы рациям. Шувалов сдержал свое слово — теперь я свободен.
Урал ничем не отличается от уже опробованных мной, и разбираться в нюансах управления мотоциклом нет нужды. Выехав на набережную, я выкручиваю газ. Разгоняюсь на развязке, почти положив байк на асфальт, вылетаю на Кутузовский и несусь вперед.
Кричу от счастья и сожалею, что до высотки Синих всего пара километров. Ее желто-бежевую громаду я каждый день вижу из окна спальни. Мост через Москву-реку, еще одна развязка, Конюшковская улица и поворот в Кудринский переулок. На все про все уходит несколько минут и чувство упоения сменяется разочарованием. Поездка получилась скомканной и нелепой, словно прерванный секс. Подъезжаю к высокому кованому забору и паркуюсь на гостевой стоянке.
Трубецкая появляется минутой позже. Она призывно машет рукой, и красный Руссо-Балт тормозит перед воротами. Я запрыгиваю в кабриолет, не открывая дверь, как в дешевых сериалах для подростков. Произвожу неизгладимое впечатление на охрану — нас снимают сразу несколько камер.
— Не откроют? — спрашиваю я на третьей минуте ожидания.
— Не знаю, не была дома с момента Инициации, — отвечает Ольга, и я отчетливо слышу, что она волнуется.
Кованые створки ворот медленно разъезжаются в стороны и позолоченный герб Империи на них разделяется на две части. Это символично, учитывая, что наш мир разделен на одаренных и бездарей. Вот только я застрял где-то между и до сих пор не могу определиться с кем я.
Мы катимся под кронами вековых дубов, которые растут по обе стороны от парадного въезда. Задрав голову, я смотрю в их густые кроны и не сразу замечаю, что волнение Ольги усилилось. Она покусывает губы и сознательно медлит, откладывая момент встречи с семьей.
— Все будет хорошо! — успокаиваю ее и беру в руки миниатюрную ладошку.
— Ты обещаешь? — спрашивает она с надеждой.
— Да! — без колебаний отвечаю я.
Мы останавливаемся перед парадным входом в высотку. Прямо напротив него стоит бронзовая статуя основоположника династии Трубецких. Взгляд древнего Князя обращен на крыльцо, а черты лица…
Черты лица в точности повторяют мои! Все высшие аристо похожи друг на друга, потому что в их жилах течет кровь Разделенного, но такое сходство меня пугает. Нужно будет изучить портреты основателей всех Великих Родов и почитать научные труды на сей счет — не фантазия ли это скульптора!
— Саша, ты про меня не забыл? — с тревогой спрашивает Ольга и я возвращаюсь к реальности.
— Извини, — говорю я и выхожу из машины.
Нас никто не встречает, на крыльце парадного входа никого. Нет ни слуг в старинных костюмах, ни охранников в боевых — только вездесущие московские воробьи разлетаются с широких ступеней. Красноречивая демонстрация отношения к отринутой Родом блудной дочери.
На этот раз делаю все по протоколу. Открываю дверцу и выхожу из кабриолета, плавно перетекая из позы в позу. Огибаю машину, без интереса скользя взглядом по фасаду из желтого туфа и галантно открываю дверь даме.
Каждое мое движение преисполнено аристократического достоинства, а холод в глазах может заморозить фонтан у ног величественной статуи основателя Великого Рода. Теперь я соответствую ожиданиям — двуликий Янус, ни дать ни взять.
Ольга опирается на мою руку и покидает автомобиль, придерживая ярко-синюю юбку. Мы, не спеша, поднимаемся по ступеням и останавливаемся перед высокими дубовыми дверьми.
Через несколько секунд они открываются, и стоящие по обе стороны слуги встречают нас кислыми улыбками. Молча, как и подобает бездарям, дабы не нарушать слух высокородных одаренных и не смущать их прямыми взглядами. Все как в старинных романах.
Высотка Трубецких ничем не отличается от Шуваловской, что объяснимо: все семь построены по одному проекту и тем самым подчеркивают равенство Великих Родов. Разница лишь в том, что Синих больше и они занимают все здание, а две трети нашей высотки Род отдал под пятизвездочную гостиницу.
Глаза Ольги мечут гром и молнии, она явно не готова к такому приему. К приему, недостойному любого высокородного аристо, не говоря уже о членах Великого Рода. Она взмахивает гривой черных волос, и вмиг растеряв показное равнодушное величие, широким шагом направляется к лифту. Мы пересекаем помпезный холл в гробовом молчании, и мне становится не по себе от этой мертвой тишины.
Холл лифта представляет из себя зону досмотра, похожую на такую же перед кабинетом Князя Шувалова. Здесь с нами даже здороваются. Охранники, каждый из которых в полтора раза тяжелее меня, подчеркнуто вежливы. После прохода через рамку, они тщательно обыскивают нас и открывают двери в лифтовый холл.
— Ненавижу! — цедит Трубецкая сквозь зубы уже в кабине, нажимает на кнопку «29», и ее лицо искажается от ярости.
— Не обращай внимания! — успокаиваю ее я, но не обнимаю — на нас нацелены сразу четыре камеры.
Лифт останавливается с мелодичным звуковым сигналом, и мы выходим в очередной холл.
— Это — детский этаж, мальчики — налево, девочки — направо! — тихо произносит Ольга. — Ты иди к Андрею, а я пока заскочу в свои апартаменты.
В уголках синих глаз стоят слезы, и я понимаю, что она на грани и сейчас расплачется. Прижимаю девчонку к себе, наплевав на камеры, следящую за нами охрану, ее отца, брата и просьбу Шувалова не демонстрировать отношения на публике.
— Ты сильная девочка! — шепчу я в маленькое ушко. — Держи лицо!