Кодекс Крови. Книга ХIII
Шрифт:
— Это не пещера, — тихо ответила Ольга, так и не сдвинувшись с места. — Это место, где когда-то было его сердце.
Эмпатка без раздумий вошла в морские волны и профессиональными гребками поплыла к горе.
Лишь сейчас, присмотревшись, я понял, что мне напоминала скала. Это был окаменевший дракон, лапами упирающийся в песок и смотрящий в сторону океана. То, что я принял за мыс, оказалось его хвостом, а смерчи выходили между его лап. Звук хлопка, скорее всего, соответствовал вырывающейся на свободу из грудной клетки стихии. Но тогда каждый смерч — это удар сердца. Вот только можно
Прошло не меньше пяти минут, а вибрация под ногами так и не повторилась, хоть гул и усилился. Боги, что же это за жизнь такая, если его обратило в камень, вместо сердца остался осколок первостихии, имитирующий биение сердца, но дракон всё ещё находился в сознании. Ведь как-то же он ответил на призыв Ольги?
Мы с Райо сменили ипостаси на драконьи. Он отправился к старому знакомому первым, я же осторожно подхватил лапами Ольгу из воды и понёс её на встречу с другом спустя сотни тысяч лет.
Но подлететь близко мы не смогли. Сплошная стена ветра заставила замереть нас на месте и приложить максимум усилий, чтобы не отлететь в океан.
«Отпусти!» — услышал я через кровную связь просьбу Ольги.
«Куда? Ты с ума сошла? Там смерчи, камни! Разобьёшься!» — возмутился я.
«Он ждал меня сотни тысяч лет. Он поймает».
Вспоминая разговор Ольги с алтарём, я всё ещё сомневался. Всё во мне требовало не отпускать свою женщину. Именно так, свою. Но я вспомнил, что тот же Борей и хотел посадить Ольгу в золотую клетку. Чем это обернулось, я знал. К тому же у каждого из нас в прошлом были долги. Просто кому-то предоставлялась возможность с ними расплатиться, а кому-то нет. У Ольги эта возможность была. Все эти годы она винила себя за отсутствие веры другу. Сейчас же имела возможность отпустить груз вины. Для этого мне лишь нужно было отпустить её. Я разжал лапы.
Ольга узнала его сразу. Некогда огромный красавец, властитель неба, он окаменел. Камень разрушается медленней тканей. Но у камня не было эмоций, а у Борея они были.
Эмпатка чувствовала его безразличие, проблеском в котором было узнавание Райо, не более того. Общаться ни с кем он не хотел, да и не мог по определению. Камень молчит и наблюдает, как закат сменяет рассвет, как год сменяет год, а тысячелетие — тысячелетие. К чему вновь пробуждать чувства, если он больше им не верил. Один раз доверившись им, он потерял самое дорогое, что было у него в жизни.
Ольгу пронзила боль. Она что-то отвечал Михаилу и Райо, но сама уже мыслями была там. Даже не отдавая отчета своим действия, она отправилась к тому, перед кем была бесконечно виновата. Кого. сама не желая того, сломала.
Два дракона последовали за ней. Серебристый подхватил её из воды и понёс навстречу боли и чувству вины.
Но Борей не хотел встречи. Стена встречного ветра не подпускала их близко. Её он и вовсе не узнал, а долг Райо он выплатил с излишком. Тогда Ольга не придумала ничего лучше, чем вспомнить их любимую игру.
Когда-то в прошлой жизни он вознёс её над облаками к самому солнцу, она чувствовала себя парящей птицей и, забывшись, сошла с его спины. Свободный полёт захватил, восторг пузырился в ней, а бедному Борею пришлось изрядно извернуться, чтобы поймать её. После первого раза он костерил её на чем свет стоит полчаса минимум, но сдался, когда она его чмокнула в нос в избытке чувств и попросила повторить.
Когда же они упёрлись в стену, Ольга позвала Борея:
«Словишь свою птичку?»
Окаменевший дракон замер в недоумении. Слишком болезненные воспоминания она разбередила, чтобы в них можно было поверить спустя тысячелетия. Эмпатке ничего не оставалось, кроме как попросить Михаила её отпустить. Риск? Да! Но и шаг со спины дракона был не меньшим риском!
Когда лапы разжались, Ольга только успела послать волну восторга, замешанную на воспоминаниях совместных полётов с Бореем. Вот только нынешняя высота была гораздо ниже их привычных полётов, и камни приближались слишком быстро. В небе закричал дракон Михаила, исчезая в портале и появляясь у камней, чтобы словить её на расправленные крылья. Но этого не потребовалось. Когда до Михаила оставалось меньше трёх метров, её подхватил воздушный поток и перенёс туда, где всё это время жили воспоминания о ней. В разбитое сердце, которое заменила первостихия воздуха.
Ольга падала, а эта каменюка не спешила её ловить. Когда до валунов оставалось совсем чуть-чуть, я переместился порталом под девушку и раскинул крылья, чтобы она приземлилась на них и спружинила, не разбившись. Себя же мысленно костерил за излишнюю доверчивость. Но всё же Ольга оказалась права. Он словил. Пусть не сам, а с помощью стихии воздуха, но Борей подхватил эмпатку и унёс к пещере, где всё нарастал гул.
Я попробовал было сунуться за ней, но стена воздуха никуда не делась. Мне оставалось ждать.
Райо приземлился рядом со мной на валуны и молчаливо поддерживал в моём ожидании. Очень скоро шум океанических волн и гул сменились треском. Камень скалы трескался, выпуская наружу клубы не то пара, не то воздуха, будто кто-то продувал огромный давно заглушенный двигатель. Гора зашевелилась, стряхивая с себя в волны тысячелетия боли и одиночества.
Дракон расправил громадные крылья и вытянул шею к небу, выпуская из глотки огромный смерч. Чуть потоптавшись на месте, будто вспоминая, как это делается, он оттолкнулся от отмели и взмыл в воздух.
Ни до, ни после я не видел дракона такого размера. Даже мы с Райо имели более скромные габариты.
— Она забрала у него небо, и она же вернула его, — покачал головой Райо.
Я не стал комментировать это его высказывание, сам понимая, что без любви здесь не обошлось, во всяком случае со стороны Борея.
Дракон превратился в небе в едва видную точку, когда от его спины отделилась ещё одна и шагнула вниз. Ольга. Если бы не магическое зрение, я бы этого даже не заметил.
Я чувствовал в ней такой ураган эмоций, что её ледяной панцирь разлетелся в пыль. В воздухе парила она настоящая: свободная, сильная, бесстрашная. Она не врала. Борея она любила, но не той любовью, которой хотелось бы дракону. Она любила его как друга и брата, но не как мужчину. И этим разбила ему сердце. Но выбирать за него она не имела права. Жить без неё или погибнуть, спасая её, должен был только он.