Кодекс Крови. Книга I
Шрифт:
— Я бы не рекомендовала, — последовал абсолютно нейтральный совет от Тени.
— Что? — граф чуть не поперхнулся воздухом. — Почему?
— У вас под носом десять лет творилось боги знают что. Контрразведка это так не оставит, будет расследование. А оно вам надо? — Тень рассматривала свой маникюр, то увеличивая, то уменьшая длину ногтей. — Дайте возможность парню всё решить самостоятельно. И сор в избе останется, и малыш почувствует вкус крови.
Орлов замолчал, переваривая аргументы Тени. Предложенный ею вариант был приемлем для него как для человека власти, но вот военный внутри этому яро сопротивлялся. Где-то глубоко внутри ещё был жив человек, свято верящий в идеалы чести, преданности и взаимовыручки. И этот человек решительно сопротивлялся оставлять восемнадцатилетнего парня один на один против прожжённого интригана, который самого Министра обороны десять лет водил за нос.
— Вот смотрю я на Вас и не понимаю, то ли вы так сильно ненавидите род Комариных, то ли это такая неординарная любовь к внуку? — Орлов пытливо всматривался в абсолютно безразличное лицо Тени.
— От любви до ненависти — один шаг, и старый барон его сделал, — Тень хищно оскалилась, — он связал меня такой клятвой, что я вынуждена была голодать, стареть вместе с ним и воспитывать этого сопляка. Но, судя по тому, что я вижу, из последнего Комарина будет толк. Позвольте ему решить вашу общую проблему.
Поездка вышла неожиданно результативной и заставляла задуматься. Велись подковёрные игры такого уровня, что мне там было не место. А ведь у деда даже намёков на такое развитие событий не было.
Если под мышами и крысами понимать родовые тотемы, а под птицами высокого полёта Кречета и Орла, то картина становится совсем безрадостной. Министерство внутренних дел в лице Мышкина, не стесняясь, четырьмя лапами влезло в дела оборонки и вполне прекрасно себя чувствовало. Вот уж точно, кто-то совсем мышей не ловит.
Однако это всё высокие эшелоны власти. Мне бы на уровне пониже разобраться. Там у меня противники не хуже. Один только маг смерти чего стоит. Амулеты я носил, не снимая, но вот девочкам моим нужны были такие же, а то и лучше. Да и курсантов тоже необходимо было защитить. Поставил себе зарубку в памяти, поговорить на эту тему с Арсением и Пауком.
Пока мы ехали домой, я отдалённо слышал общение Мауры и Имяул. Там было и про семью, и про умения, и про взаимопомощь с выручкой. Кажется, няню для кошечки мы нашли чудную. Будто услышав мои мысли, Маура спросила:
— Я могу иногда отлучаться по личным вопросам, оставляя малышку на попечение кого-то из взрослых?
Я чуть не присвистнул, вот это уровень ответственности, вот это инстинкт.
— Можешь, конечно! Ты не раба, ты — равноправный член рода. Я бы хотел, чтобы ты помогла присмотреть за Имяул, развить её охотничьи инстинкты, привить ей дисциплину, насколько это возможно, — я засмеялся, ведь именно в этот момент кошечка лизнула меня шершавым языком в щёку. — Ну и контролировала её состояние. Она — очень специфическое создание с собственным даром. Использовать его пока опасно, Имяул слишком мала, а энергетические затраты огромны. После прошлого использования она чуть не погибла от истощения.
Маура кивала головой, слушая мои рассуждения.
— Чем ей восполнять запасы? Мясо или…? — о, боги, мне даже кошка досталась разумная! — Мы — жрицы богини, мы изначально более разумны, — с лёгким самодовольством величественно отвечала бенгалка, — поэтому тебе повезло. Ты не ответил на вопрос.
— Знаешь, что такое макры? — задал я встречный вопрос. Кошка кивнула. — Вот ими и кормить. Мясо, возможно, тоже сойдёт на первое время, но энергетический баланс не восполнит.
Какое-то время мы ехали молча, и я решил спросить:
— Откровенность на откровенность, к кому собралась отлучаться?
Маура замолчала, словно решалась говорить мне правду или нет, но сомнения эти длились недолго.
— Мальчик, девять лет. Живёт в трущобах, бастард кого-то из благородных, за что неоднократно был бит отцом-рогоносцем. Мать умерла в конце лета от побоев, и руки у подонка развязались окончательно. Последний раз я вступилась за мальчика, но неудачно. Слишком разная весовая категория.
— Когда это было?
— Чуть меньше недели назад.
— Покажи, где они живут.
Маура передала мне по кровной связи образ. Замызганная лачуга в рабочем квартале на стыке с Воробьёвскими ватагами, недалеко от верфей.
Я передал образ кучеру, уточнив, сможет ли он найти это место. Ответ пришёл отрицательный, но поиски решили начать с верфей, а дальше Маура покажет дорогу.
Воскресенье в рабочем квартале — время гуляний хорошо нажравшихся работяг, пристающих ко всем и вся и отмечающих официальный выходной. На улицах стоял устойчивый запах дешёвого пива, пота и перегара. В забегаловках выставляли свои сомнительные прелести напоказ дамочки с облегчённой социальной ответственностью.
Я разослал комарих в поисках детей, отдельно отметив нужные возраст, пол и возможные травмы.
Маура, ещё неуверенно стоящая на ногах, озиралась, пытаясь найти знакомые ориентиры. Кошка то и дело чихала от табачного дыма, пытаясь взять след. Минут пятнадцать мы пробирались по бедным улочкам, проталкиваясь сквозь толпу зевак, мелких воришек и праздношатающейся публики. Кучеру приходилось проявлять чудеса сквернословия, чтобы никого не задавить.
Кривые проулки постепенно пустели, чем ближе к окраине мы подбирались. Комарихи принесли нерадостные вести, в округе было минимум два десятка подходящих под описание мальчишек, избитых из них — половина. Трое находились в том направлении, куда мы двигались по памяти Мауры. И одного прямо сейчас избивали. Даже если это и не нужный нам мальчик, пройти мимо я просто не смог.
Маура звала меня в другую сторону, когда я выпрыгнул из экипажа на загаженную улочку и вломился в ближайший дом. Хлипкая дверь, висящая на одной петле, меня не задержала. Я слышал, как в глубине дома пьяное быдло лупило ребёнка, который уже даже не кричал, а скулил.
— Ах ты, сучонок! Ещё огрызаться вздумал? Убью! Как и твою гулящую мамашу! — ревел жирный боров в засаленной майке и рваных штанах, брызжа слюной. Кожаный ремень с офицерской бляхой то и дело опускался со свистом на худенького светловолосого мальчонку. Тот, сжавшись в углу, пытался прикрыть руками голову и тихонько выл на одной ноте.