Кодекс Крови. Книга I
Шрифт:
— Врёт он всё, — раздался за спиной тоненький детский голосок. Я обернулся. Мальчишка смотрел на отчима взглядом, от которого даже у меня кровь в жилах стыла. — Он мать насиловал и избивал, она пыталась защиты добиться, да только почему-то не вышло. А деньги ей в банке выдавали по предъявлению перстня и по кровной проверке. Меня он убить решил, когда понял, что денег ему не видать.
— Врёшь, гадёныш! Не так всё было! Не так! — визжал боров, глядя с отвращением на пасынка.
Мальчик ушёл куда-то вглубь дома и вскоре вернулся с маленькой деревянной шкатулкой, не больше детского кулачка. При этом на пальце у него был серебряный детский перстень с эмблемой подорожника.
— Тварь! Ублюдок! Надо было удавить тебя в колыбели! — визжал боров, когда мальчик с абсолютно каменным лицом подошёл к садисту. Маленькая ладошка легла ему на лоб, словно пасынок решил напоследок простить отчима.
— Мама говорила, что однажды я смогу спасать людей от таких, как ты. Что во мне всегда в равновесии есть жизнь и смерть. Для мамы у меня всегда была жизнь, но я не успел её спасти, но для тебя…
Из ладошки мальчика выскользнул крохотный зелёный шарик и впитался в лоб отчиму. Тот захрипел, задёргался, глаза его налились кровью. Лицо мерзавца перекосило судорогой, в уголке рта потекла слюна, а спустя ещё пару секунд, он затих.
Я сознательно не вмешивался. Мальчику нужно было не просто перебороть свой страх, но и отомстить за годы боли, унижения и страдания. За смерть матери. Он не сломался и сделал это. А ведь ему всего девять. Из размышлений меня вырвал тоненький дрожащий голос:
— Я теперь плохой? Меня арестуют, да?
Я с удивлением смотрел на мужчину, который минуту назад убил свой самый страшный кошмар, а сейчас снова стал ребёнком. Воистину, детская психика пластична. Пора было уходить отсюда, но прежде я опустился на одно колено перед мальчиком.
— Как тебя зовут? — спросил у мальца, чтоб быть на равных.
— Андрей.
— А меня, — я замер, не зная какое имя выбрать. — А у меня два имени. Дома я Михаил Юрьевич, а здесь Гаврила Петрович.
— Как шпион? — тут же загорелись глазки у ребёнка. — Взаправдашний?
— Почти, — улыбнулся я, радуясь, что хоть какие-то эмоции у парня остались. — Запомни, ты не плохой и не хороший. Ты — это ты! — попытался я донести свою мысль. — Ты отомстил за себя и за маму. Это было правильно, этому были веские причины.
На мальчишку свалилось слишком многое: первое убийство, первое осознанное применение силы. Если сейчас начать жалеть его, дать слабину, то он может сломаться. Сейчас же я говорил с ним как со взрослым. Время погоревать ещё придёт.
— Твоя сила создана для лечения и спасения, но, если кто-то придёт в твой дом и будет делать больно тебе и твоей семье, ты можешь использовать свой дар для самозащиты, как сегодня. И это будет правильно. Не плохо и не хорошо, но правильно. Понимаешь, о чём я?
Мальчик нерешительно кивнул.
— Защищать слабых правильно. Как Маура защищала меня, — детская ладошка с перстеньком на пальце доверчиво легла мне в руку, и мы, не оборачиваясь, ушли прочь из его прошлой жизни, полной ужасов, страданий и невзгод.
Я дал команду комарихам выпить труп досуха, пока ещё есть возможность, и почувствовал благодарность от моих разведчиц.
В экипаж мы садились в молчании. У кучера глаза стали размером как блюдца, когда он нас увидел. Маура же низко опустила голову и забралась на колени к мальчику.
— Простите, я не выполнила ваш приказ, — донёсся до меня покаянный голос бенгалки. — Ему это было нужно. Очень.
— Я не сержусь, — пришлось признать очевидное, — но впредь предупреждай. Кучера тоже ты отвлекла?
Кошка покаянно кивнула. Я же принимал извинения от кучера. При взгляде на Андрея, Мауру и Имяул внутри меня крепло предчувствие, что эта троица ещё попьёт моей кровушки.
Пока мы добирались домой я успел переговорить по кровной связи с Арсением. Нужно было подготовить комнату и одежду для нового гостя, а ещё попросил отправить от моего имени записку с просьбой о встрече с главным лекарем императорской семьи и по совместительству отцом Светланы, Борисом Сергеевичем Подорожниковым. Нужно ещё будет поговорить с Тэймэй, пусть немного присмотрит за мальчонкой. С её даром иллюзий она поможет ему не мучаться ночами от кошмаров. А то, что кошмары будут, я не сомневался. Когда твоя жизнь — сплошной кошмар, сложно не спутать сон с явью.
Встречу согласовали на раннее утро. Борис Сергеевич встречал меня лично. Высокий, поджарый блондин с серыми глазами, он был предельно собран и серьёзен.
— Прошу проследовать за мной, Гаврила Петрович. Предлагаю выпить по чашечке зелёного чая, раз уж я выдернул вас из постели ни свет, ни заря.
— Если позволите, я бы предпочёл кофе, — обозначил я собственные предпочтения.
— Как лекарь не могу не сказать, что сей напиток более вреден по сравнению с чаем и оказывает менее тонизирующий эффект, — улыбнулся хозяин дома. — Профдеформация, знаете ли.
— Жить вообще, знаете ли, вредно, от этого умирают! — парировал я в ответ. — Поэтому предпочитаю жить с удовольствием.
За такой беззлобной пикировкой мы прошли в оранжерею. Ряды лекарских растений и экзотических цветов соседствовали с обычными деревцами и маленькими фонтанчиками. В глубине оранжереи, скрытая от посторонних глаз каким-то странным вьюнком с фиолетовыми листьями, располагалась беседка с парой кресел и чайным столиком.
Едва мы присели, как появился слуга с подносом и заказанными напитками. К ним предлагались на выбор выпечка, шоколад и блины с различными начинками в блюдцах.
— Ещё раз прошу простить за столь раннее время встречи, — извинился Подорожников, — но я себе не принадлежу, а потому не всегда имею возможность изменять свой график.
Его можно было понять. Быть тенью императора не просто.
Мы пили утренние напитки, неспешно обсуждая светские новости, в частности состояние Акиро Инари.
— Всё ещё в магической коме, — развёл руками Борис Сергеевич, — императорская семья Японии требует наказать виновных или хотя бы вернуть наследника одного из влиятельнейших родов.