Кодекс поведения
Шрифт:
Эван откинулся на спинку стула. Он весь посерел, тени под глазами стали еще глубже.
— Анаис тебя идентифицировала? Она знает, что ты Джени Килиан?
— Нет, они пытались меня сканировать, но в служебном удостоверении данные совсем другие.
— В таком случае тебе нечего бояться. Не позволяй ей себя запугать, у нее против тебя ничего нет! — Наконец Эван решился на прикосновение и положил руку на колено Джени. — Просто помалкивай. Увидишь, она ничего не сделает, Держись за меня, в свое время я не одну атаку отбил. — Расценивая молчание Джени как согласие, Эван нажал кнопку на пульте, лежавшем на столе. Тут же
— Что интересного произошло у тебя за день? — спросил Эван, когда они снова остались одни. — Кроме того, что тебя похитили, а потом ты выкрала секретные документы Кабинета?
— Так, ничего особенного, слонялась из угла в угол. — Джени вылавливала из супа кусочки грибов. В последние несколько месяцев ее от них просто воротило. — Сходила в библиотеку.
— Похоже, у тебя завелись интересные знакомства. — Эван до краев наполнил стакан. — Дюриан говорил, что тебя видели со Стивеном Форелом. Он может многое рассказать об этом парне, характеристика получится далеко не лестная.
— Дюриан хочет наложить свои грязные лапы на Анжевин Уайл и ненавидит Стива за то, что тот ему мешает. Если бы он знал, как Анжевин в действительности к нему относится, он бы уписался от досады. — Джени съела то, что было съедобного в супе, и приступила к фруктовому салату. Когда она подняла глаза? Эван с любопытством смотрел на нее, подперев голову ладонью.
— Сколько времени прошло с тех пор, как мы прилетели? — спросил он.
Он совсем близко. И страх как хочет, чтобы я сейчас протянула руку и прикоснулась к нему. Джени почувствовала, как вспыхнули щеки, и поспешно опустила глаза.
— Сутки. Немного больше.
Салат наполовину состоял из ломтиков яблока. Джени потянулась за перечницей.
— Сутки, немного больше, а ты столько всего узнала! Может, в моем штате еще какие-то любовные интрижки, о которых мне не мешало бы знать?
Джени повертела в руках перечницу. Ее форма ей определенно что-то напоминала.
— Ну, начальник фермерского бюро трахал у себя в кабинете всякую живность и снимал себя при этом на пленку. Правда, он уже с этим завязал, министерство сельского хозяйства запретило.
У Эвана глаза полезли на лоб. Он закрыл ладонью рот.
— Надеюсь, козочку нам сегодня не подают, — невинно добавила Джени.
Плечи Эвана сотрясались от смеха, сначала тихо, затем сильнее. Сколько Джени его помнила, он всегда вот так беззвучно смеялся. Он хотел было что-то сказать, но подавился. Лицо налилось кровью.
Джени продолжала невозмутимо жевать. Спустя минуту она соизволила протянуть руку и стукнула Эвана по спине. Тот судорожно вздохнул и закашлялся.
— Не помню, когда я в последний раз… Черт, Джен, что ты… со мной делаешь. — У Эвана от смеха даже слезы выступили. Он промокнул глаза салфеткой и уронил лицо в ладони, не в силах отдышаться. — Помнишь… как они… вышвырнули нас… из бара… в консульстве… о-о… — Последовал новый приступ смеха, на этот раз, правда, не такой продолжительный. Наконец, когда к Эвану вернулась способность говорить внятно, он спросил: — Ты ведь останешься, если они не могут тебя идентифицировать…
Джени изучала надписи на перечнице. Остановив свой выбор на специи под названием «земляная хабанера», Джени сыпнула ее немного себе в салат.
— Что, если тебя заставят
— Заставят — подам, перееду в Блавс, в свой очаровательный домик и буду наслаждаться вынужденным досугом. Скажи-ка, Джен…
— Наслаждаться досугом? Да у тебя крышу сорвет. — Она кашлянула. Хабанера оказалась очень даже ничего.
— Не сорвет, если рядом будешь ты. Я и сегодня буду крепче спать, если буду знать, что могу на тебя рассчитывать. Могу ли?
— А что заставляет тебя в этом сомневаться? Эван потер висок.
— Ты опять уклоняешься от ответа, как всегда, держишь в поле зрения путь отступления. В Рота Шере твой увертки сходили тебе с рук, но сейчас я нуждаюсь в однозначном ответе. Я могу рассчитывать на твою поддержку или нет?
Как всегда, дай и дай… А что взамен? Похоже, не только она не изменилась со временем.
— Слепая преданность не по мне, Эван. Я должна знать, на что могу рассчитывать.
— Подобные ситуации в своем развитии следуют определенным тенденциям. Примерно на полгода меня словно вычеркнут из политики, не будет ни одного официального упоминания обо мне, лишь близкие друзья будут иногда названивать, чтобы убедиться, что я по-прежнему в добром здравии. Затем начнутся визиты. Былые единомышленники станут приходить за советом; былые противники — чтобы пощупать мой пульс. Год-пол-тора, и я буду готов к новой попытке баллотироваться. Все вернется на круги своя, будто я никогда и не уходил.
— Звучит, как теорема.
— Так было с отцом, так было и Со мной. — Эван помешал суп, к которому он едва притронулся. — Политика! — скривившись, он смотрел, как Джени ест свой салат. — Ты, помнится, говорила, что мама у тебя большой знаток специй. Никогда бы не подумал, что ты имела в виду это. — Он кивнул на салат. — Я бы сказал, не хватает тонкости. Что происходит, Джени?
Джени посмотрела в тарелку. — В каком смысле?
— Шеф-повар «Арапаго» мог бы рассказать немало интересного о твоих кулинарных привязанностях.
— Ты что, приказал, чтобы за мной следили?
— Не я, Дюриан.
— Ах Дюриан!
— Я допускаю, что он делал это не из самых чистых побуждений, но пару часов назад, когда мы с ним говорили, он казался искренне озабоченным. — Эван поставил локти на стол и соединил вместе подушечки пальцев. — Он попросил меня задать тебе несколько вопросов, например: правда ли, что ты стала пить больше воды?..
Джени отставила наполненный до краев стакан — третий. Хотя нет, уже четвертый…
— …и правда ли, что тебя тошнит от некоторых продуктов, которые ты раньше ела совершенно спокойно. — Эван взглядом указал на салат Джени. — Тебе не кажется, что у тебя изменились вкусы? Стали, как показалось бы большинству нормальных людей, странными? Быть может, ты замечала необычные мышечные боли или необъяснимое расстройство желудка?
— Ты прямо как Джон Шрауд. — Джени деланно засмеялась. — Регулярный опрос, через два дня на третий, в одно и то же время, в одной и той же палате с мягкой обивкой.
Стоило ей закрыть глаза, и в памяти всплывали голые Желтоватые стены и миостимулятор, нахохлившийся в углу, словно неуклюжее орудие пыток.
Голос Эвана рассеял эту безрадостную картину.
— Джени, в колонии один человек умер, а начиналось все
с таких вот симптомов. Не лги самой себе, я бы хотел, чтобы ты показалась врачу.