Кодекс
Шрифт:
— Речь могла идти о любых горах.
— Нет, целительница, она говорила об этих горах. Голубых, словно океан.
Сэлли смахнула с глаз слезы.
— Дон Альфонсо, перестаньте городить чушь. Индеец улыбнулся:
— Как приятно, если рядом со смертным ложем старика плачет красивая девушка.
— Вы не на смертном ложе, и я вовсе не плачу.
— Не тревожься, целительница, моя смерть для меня не новость. Отправляясь в это путешествие, я знал, что не вернусь. В Пито-Соло я был никому не нужным старикашкой. Я не хотел умирать в своей хижине дряхлым и выжившим из ума. Я, дон Альфонсо Босвас, хотел умереть как мужчина. — Он вздохнул и поежился. — Вот только мне не приходило в голову, что я умру под гнилым бревном в вонючей грязи и брошу вас на произвол судьбы.
— Вот и не умирайте, дон Альфонсо, мы вас любим. Черт с ней, с той ведьмой.
Индеец взял Сэлли за руку и улыбнулся:
— Целительница, ведьма ошиблась только в одном. Она сказала, что я умру среди чужих. Это неправда. Я умираю среди друзей.
Он закрыл глаза, что-то пробормотал и затих.
45
Сэлли плакала. Том встал и отвернулся, чувствуя, как растет его безрассудный гнев. Потом отошел, немного углубился в лес и там, на тихой поляне, сел на бревно и сжимал и разжимал кулаки. Старик не имел права их оставлять. Пошел на поводу у своих предрассудков. Уговорил себя умереть только потому, что увидел голубые горы.
Том вспомнил, как впервые увидел дона Альфонсо, когда тот сидел в своей хижине на маленьком стуле, размахивал мачете и шутил. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
Они выкопали старику могилу в раскисшей земле. Это оказалась задача не из легких. Все настолько ослабели, что едва поднимали лопату. У Тома не выходила из головы мысль: когда ему придется делать то же самое для Филиппа? Завтра? Работу они закончили к полудню. Завернули дона Альфонсо в его гамак и скатили в сочившуюся водой яму. Бросили на тело несколько цветов, завалили яму грязью. Том соорудил грубый крест, связав две деревяшки лианой, и установил в головах могилы. Все застыли в неловком молчании.
— Я бы хотел сказать несколько слов, — начал Вернон.
Он стоял и слегка покачивался. Одежда висела на его исхудавшем теле, волосы и борода в диком беспорядке. Он был похож на нищенствующего монаха.
— Дон Альфонсо… — Вернон поперхнулся и закашлялся. — Если ты все еще здесь, задержись ненадолго, прежде чем отправиться к Жемчужным вратам, и помоги нам выбраться отсюда. Нам сейчас очень туго.
— Аминь, — подхватила Сэлли.
Набежавшие черные тучи положили конец солнечной передышке. Послышался гром, и по листве над головой опять застучали капли дождя.
Сэлли подошла к Тому.
— Я снова собираюсь на охоту.
Он кивнул и, решив попытать счастья на реке, через которую они переправились с милю назад, взял леску с крючками. А Вернон остался присматривать за Филиппом. Том и Сэлли вернулись не поздно. Девушка не добыла ничего, а Том принес одну-единственную рыбу, которая весила не более шести унций [38] . Пока они отсутствовали, у Филиппа усилился жар и начался настоящий бред. Глаза лихорадочно блестели, он беспрестанно мотал головой и бессвязно бормотал. Теперь Том не сомневался, что брат умирает. Когда его попытались напоить заваренным Сэлли чаем, он нечленораздельно вскрикнул и выбил чашку из рук. В кастрюльке сварили рыбу с корнем маниоки и стали кормить его с ложечки. Филипп еще кричал, отпихивал ложку с бульоном, но в конце концов начал есть. Остаток они поделили между собой и полезли под ствол дерева пережидать ливень и готовиться к ночлегу.
38
Унция = 28, 3 грамма.
Первым на рассвете проснулся Том. Лихорадка брата за ночь еще усилилась. Он метался, что-то бормотал, пальцы беспомощно шарили у горла. У них не было ни лекарств, ни средств диагностики. Не было даже обыкновенной аптечки. Травяные настои Сэлли оказались не в силах справиться с жаром.
Вернон развел костер, они сидели у огня и отрешенно молчали. Над головами, словно осуждающая толпа, кивали под ударами дождя темные листья папоротников, и от них в убежище царил зеленый полумрак. Первым заговорил Том:
— Придется остаться здесь, пока не поправится Филипп. — Сэлли и Вернон согласно закивали, хотя прекрасно понимали, что больному не суждено поправиться.
— Постараемся, как можем, на охоте и на рыбалке. Будем собирать съедобные растения. И используем время отдыха, чтобы восстановить силы для долгой дороги домой.
Все опять согласились.
— Договорились, — подытожил Том и поднялся. — А теперь за работу. Сэлли, ты идешь на охоту. Я беру леску и крючки. Ты, Вернон, останешься присматривать за Филиппом. Только не сдаваться!
Все стояли, пошатываясь, но Том обрадовался, заметив, что в его товарищах просыпается энергия. Он взял рыболовные снасти и углубился в джунгли. Шел по прямой от Серро-Асуль, оставляя метки на папоротниках, чтобы обозначить путь, и не переставал высматривать съедобные растения. Дождь не прекращался. Через два часа, измотанный, весь в грязи, он очутился на реке. По дороге ему удалось поймать небольшую ящерицу, которую он решил использовать в качестве наживки. Нацепил отбивающуюся рептилию на крючок и забросил в бурную реку.
Через пять часов Том понял, что пора возвращаться, иначе он не попадет в лагерь засветло. Он потерял три крючка и изрядное количество лески, но ничего не поймал. Вернон поддерживал огонь, а Сэлли еще не вернулась.
— Как Филипп? — спросил он.
— Не очень, — ответил брат.
Том посмотрел на больного. Филипп метался во сне — то приходил в сознание, то снова погружался в небытие и все время бормотал обрывки каких-то фраз. Тома испугало его лицо — такое выражение было у дона Альфонсо в последние минуты. Филипп в бреду разговаривал с отцом, жаловался и бросал упреки. Называл по именам братьев и мать, которую не видел лет двадцать. А потом ему почудилось, что он подросток и присутствует на собственном дне рождения. Ему исполнилось пятнадцать, он разворачивал подарки и вскрикивал от радости.
Расстроенный и опечаленный Том отошел к костру и сел рядом с Верноном. Брат обнял его за плечи и подал кружку с чаем.
— Вот так целый день.
Том сделал глоток. Он заметил, что его рука выглядела совсем по-стариковски — вся в пятнах, со вздувшимися венами. В животе было пусто, но он не испытывал голода.
— Сэлли еще не возвратилась?
— Нет, но я пару раз слышал, как она стреляла.
Словно в ответ на их слова в кустах раздался шорох, и появилась девушка. Не говоря ни слова, она прислонила ружье к дереву.