Кодекс
Шрифт:
Хаузер взял тростинку и с ее помощью извлек дротик из брюк.
Недурно. Три ловушки в одной. Очень эффективно. Не было сомнений, что это работа индейца.
Хаузер двинулся вперед, но теперь гораздо медленнее. Он невольно начал испытывать уважение к противнику.
75
Том открыто бежал по лесу, считая, что в сложившейся ситуации скорость важнее скрытности. Он сделал большой крюк, чтобы держаться дальше от их прежнего следа и не натолкнуться на Хаузера. Тропа шла среди увитых зеленью разрушенных храмов. У Тома не было фонаря, и временами ему приходилось двигаться на ощупь — то ныряя в темные коридоры, то проползая под упавшими камнями.
Вскоре он был на восточной части плато. И остановился. Перевел дыхание, затем забрался на скалу, стараясь определить, где находится. Он решил, что некрополь должен лежать от него на юге, поэтому и дальше пошел по тропе, которая огибала уступы. Через десять минут показались стены города мертвых. Том отыскал тайный путь и начал спускаться, прислушиваясь при каждом шаге, не там ли еще Хаузер. Но их мучитель давно исчез. И вскоре Том стоял перед входом в гробницу отца.
Их рюкзаки все так же лежали кучей, где они их бросили. Том взял мачете и прицепил к поясу. Порылся в вещмешках, нашел несколько пучков тростника и спички. Зажег факел и вошел в пешеру. На него пахнуло болезнетворным тленом. Стараясь дышать носом, он продвигался все глубже. По спине побежали мурашки, когда он вспомнил, что отец, замурованный в полной темноте, провел здесь целый месяц. Трепещущий огонь осветил возвышавшуюся над полом погребальную плиту. На ней были вырезаны черепа, чудовища и другие устрашающие сюжеты. А вокруг стояли ящики и коробки, перетянутые лентами из нержавеющей стали и скрученные болтами. Не похоже на усыпальницу Тутанхамона. Больше смахивает на бордель.
Преодолевая отвращение, Том подошел ближе. За коробками и ящиками отец организовал себе неказистое жизненное пространство — надрал сухой соломы, смешал с пылью и устроил постель. Вдоль дальней стены стояли глиняные горшки, в которых, судя по всему, ему оставили воду и еду. Теперь из них несло тухлятиной. Из одного горшка высунула голову крыса и, испугавшись света, быстро убежала. К горлу подкатила тошнота, но Том не удержался и заглянул в горшок. На дне остались крохи жареных бананов, по которым ползали отвратительные черные жирные тараканы. Завидев свет, они в панике зашуршали лапами и стали биться о стенки. В сосуде с водой плавали дохлые мыши и крысы. У стены валялась целая груда убитых грызунов. Том решил, что отец, отстаивая право на еду, каждый день сражался с соперниками. В глубине пещеры горели крысиные глаза — животное дожидалось, когда он уйдет.
Что пришлось пережить отцу, когда он в кромешной темноте ждал появления сыновей, которые могли и не прийти? Страшно себе представить! Том подумал, что такого Максвелла Бродбента он раньше не знал.
Он вытер лицо. Следовало быстрее найти кодекс и выбираться из пещеры.
На всех коробках и ящиках имелись наклейки, поэтому потребовалось всего несколько минут, чтобы обнаружить нужную упаковку.
Том вытащил тяжелый ящик на свет и глотнул свежего воздуха. В ящике были книги, и весил он не меньше восьмидесяти фунтов. Том осмотрел полудюймовые винты и гайки-барашки, которые стягивали металлические ленты. Ленты не давали разойтись обитым фибростеклом деревянным стенкам. Гайки завернули от души. И теперь, чтобы их отвинтить, потребовался бы разводной ключ.
Том нашел тяжелый камень и стукнул по гайке-барашку. Она подалась. Пришлось повторить это несколько раз, пока он не освободил все болты и не снял ленты. Два-три сильных удара, и треснула крышка из фибростекла. Внутри лежали тщательно завернутые в пергаментную бумагу бесценные книги. Их было около полудюжины: Библия Гутенберга, иллюстрированные рукописи, часослов. Том отложил все в сторону, взял только фармакопею в переплете из оленьей кожи.
Несколько мгновений он смотрел на нее, ясно вспомнив, как она хранилась в стеклянном футляре в гостиной. Отец каждый месяц открывал футляр и переворачивал страницу. Книга изобиловала маленькими симпатичными рисунками растений, цветов и насекомых в окружении надписей на языке майя: точек, жирных линий и улыбающихся физиономий. Тогда Том не отдавал себе отчета, что это не что иное, как своеобразная письменность.
Он освободил один из оставленных ими рюкзаков, сунул в него кодекс и, забросив рюкзак за плечи, отправился в обратный путь. Том решил идти на юго-запад и постоянно быть начеку, чтобы не проворонить появление Хаузера.
Вскоре он попал в разрушенный город.
76
Хаузер шел по тропе гораздо осторожнее, чем раньше. Все его чувства были обострены. Этот индеец способен соорудить подобную ловушку минут за пятнадцать. Удивительно. Он где-то впереди и, без сомнений, готовит ему новый сюрприз. Хаузер не понимал, откуда у местного проводника такая преданность братьям Бродбентам. Он не привык недооценивать способность аборигенов запутывать следы, строить ловушки и убивать. Вьетконговцы научили его уважать противника. И теперь он принимал все меры предосторожности: шел не посередине тропы, а сбоку, каждые несколько минут останавливался, изучал землю и подлесок и даже принюхивался — не пахнет ли человеком? Теперь никакой индеец с отравленным дротиком не застанет его врасплох.
Хаузер понял, что Бродбенты направлялись к центру плато, где джунгли были гуше всего. Решили отсидеться в чаще до темноты. Ничего не выйдет: он научился ходить по любому следу. Тем более по следу удирающих в панике людей, один из которых ранен и истекает кровью. Он и его люди успели основательно изучить плато.
Вскоре он вошел в лес, где деревья были опутаны ползучими лианами. На первый взгляд местность была совершенно непроходимой. Хаузер осторожно подошел к зарослям и заглянул под них. Там во все стороны разбегались звериные тропы, проложенные в основном носухами. На каждом листе и цветке набухали крупные капли и падали вниз от малейшего сотрясения. Ни один человек не способен пройти по такому минному полю, не оставив свидетельства своего присутствия — обязательно стряхнет росу с листьев. Хаузер ясно видел, куда повернули беглецы. И шел за ними по следу, хотя они надеялись, что этот след терялся в густой растительности.
Хаузер внимательно вглядывался в землю. Вот отпечаток двух человеческих коленей. Интересно. Беглецы по звериным лазам решили забраться в самое сердце царства ползучих растений. Он присел на корточки и посмотрел в зеленую тьму. Потянул воздух носом. Пощупал землю. В который из тоннелей они нырнули? В трех футах он заметил сломанный грибок — совсем крохотный, не больше десятицентовика. Дальше — оборванный лист. Решили отсидеться в чаше. А индеец расставил ему по дороге ловушки. Хаузер поднялся и окинул взглядом заросли. Сидит где-нибудь на ветке с отравленным дротиком наготове и ждет, когда он поползет под ним.
Значит, надо заманить в ловушку того, кто расставлял ловушки ему.
Хаузер на мгновение задумался. Этот индеец — сообразительный малый. Он догадается, что преследователь будет ждать западни на тропе. Следовательно, индейца там не будет. Он посчитает, что Хаузер задумает обойти лес с другой стороны. И будет ждать его там — в непроходимых зеленых зарослях.
Хаузер двинулся в обход колонии ползучих лиан. Он шел легко и неслышно — не хуже любого аборигена. Если его предположение верно, противник устроился где-нибудь на высоте и будет ждать, когда он пойдет под ним. Но он первый прикончит индейца, который, кстати, в гораздо большей опасности, чем тот, на кого он охотится. А затем подкараулит остальных у моста, где их будет совсем несложно поймать и убить.
Совершая свой маневр, Хаузер поминутно останавливался и внимательно изучал средний уровень джунглей. Если индеец действует так, как он предполагал, он должен быть где-то справа от него. Хаузер двигался с большой осторожностью. Времени на это уходило немало, но время было на его стороне: до темноты оставалось не меньше семи часов.
Он сделал еще несколько шагов вперед и осмотрелся. Что-то определенно было на дереве. Хаузер остановился и внимательно взглянул в ту сторону. Справа, в пятидесяти ярдах, на ветке алел уголок индейской рубашки. И он ясно рассмотрел кончик направленной вниз духовой трубки для метания дротиков. Индеец терпеливо ждал, чтобы пригвоздить его стрелой.