Кофе готов, милорд
Шрифт:
– А сразу меня помыть нельзя было?
– Значит, вы не против, что я вас раздену и помою? Так я и думал. Берегите голову, иначе она сломает мне косяк.
– Вы сам один сплошной косяк, – хмуро огрызнулась я, прижимая к груди подбородок, потому что макушка и впрямь норовила безвольно откинуться. – И не вздумайте меня раздевать, я сама! – у меня же под платьем куча артефактов, по которым можно отследить почти всю мою историю в этом мире.
– Сами вы максимум успешно захлебнетесь в ванне.
– Лучше захлебнусь, чем предстану голой перед незнакомым мужчиной, –
– С радость предоставлю вам эту возможность, – охотно сказал мужчина, внося меня в купальню.
Дверь ванной захлопнулась, звуча реквиемом по шансу сохранить инкогнито.
Глава 28
– И не было нужды драться, леди, вы благородная особа, а не дикая козочка, – большое банное полотенце укутало меня с ног до головы.
Чисто вымытым и пахнущим душистым мылом кульком я сидела на банкетке, поджав под себя ноги и отогреваясь отваром чабреца и шалфея. Встрепанный, как драный уличный кот, Виктор смущенно отводил глаза и старался незаметно прикрыть синяк, багровеющий на скуле.
Свою относительную свободу я купила дорого. Когда меня, слабую от дрожи и желания спать, сгрузили на табуретку в ванной и попытались раздеть, я честно начала сопротивляться и даже сумела ранить супостата, неловко ткнув кулаком в щеку, на что он совершенно не обратил внимания. Графиня я или где? В результате короткой борьбы мне успешно заблокировали руки, просто зажав обе кисти одной лапищей, и начали развязывать воротниковые ленты на рубашке, пообещав не смотреть.
Ага, а не трогать-то никто не обещал! И ладно бы трогал грудь, как честный человек, так он, паршивец, наткнулся на цепочку и шустро перебирая пальцами полез наощупь проверять, какие украшения я старательно прячу под рубашкой!
Побрякушковый маньяк, чесслово. Не секунды не сомневаясь, что закрытые глаза ему не помешают, я приняла отчаянное решение. Зарыдала.
Конечно, не слезами, а страдальческими всхлипами, закушенными губами и нервно-истерическими вздохами, чтобы пытатель не выдержал и открыл глаза. Сработало.
– Давайте, пытайте меня, раздевайте, насилуйте, ведь никто не узнает о вашем произволе, – кажется, на последней ноте истерического подвывания на глазах действительно выступили слёзы. – Никто не смеет вас упрекнуть в надругательстве над баронессой, которая посмела влюбиться в простолюдина!
– Леди, прекратите, – немного раздраженно и вместе с тем беспомощно начал лорд, однако перестал дергать ленты рубашки. – Я всего лишь забочусь о вашем состоянии, оказывая помощь. Или вы считаете меня таким мерзавцем, который не погнушается воспользоваться ослабленным состоянием женщины?
– Ну что вы, – надеюсь, в голосе не проскользнул сарказм. – Благородный лорд не может подло воспользоваться беззащитным женским состоянием, не иначе, как сама женщина накинулась на лорда и потребовала её любить. Так и скажут, все так и скажут, – рука выскользнула из ослабленного захвата и закрыла рот, будто сдерживая накатывающий срыв.
– Баронесса, пожалуйста, – ошарашенный моим
– Отчего же? Смотрите! Смотрите, любуйтесь! – внезапно рявкнула я, одним махом перебрасывая украшения на спину и рывком оттягивая ворот рубашки.
Правую грудь от ключицы и вниз, к подмышке, пересекал уродливый шрам, кривой змеей извиваясь по «женской прелести».
– Надеюсь, вы довольны? Я достаточно опозорена перед вами, чтобы не быть опозоренной перед обществом? Теперь вы дозволите мне принять ванну самой без того, чтобы демонстрировать вам свои недостатки?
Советник завис. Сначала на моей груди и было непонятно, от чего пятна покрыли его породистое лицо: то ли грудь давно не видел, то ли шрам у меня вышел на диво достоверным. Потом на моих глазах, в которых плескалась бездна отчаяния пополам с обидой. Отчаяние, кстати, было настоящим – если он сейчас не отстанет, то я его просто вырублю, а это чревато. Обида тоже имела приличный вес: всяких незнакомых баб домой тащит, кормит, раздевает, а сам меня с первой встречи едва ли не куртизанкой обозвал, лицемер.
– Прошу прощения, был неправ. Если что-то понадобится, зовите, – выдала эта тормозная колодка и скрылась за дверью, оставив меня в гордом одиночестве наедине с дверным засовом.
Засов тут же встал на место. Верно говорил Ясень, все эти запорные механизмы в ручке – ерунда по сравнению с хорошей щеколдой.
Смывать с себя грязь, сажу и пот мне понравилось. Тщательно смывать, с чувством, толком, расстановкой так, что сдавший позиции граф дважды стучался и спрашивал, всё ли у меня в порядке. Не мешай, уважаемый, Рита думает.
Артефакты оказались целы и работали практически бесперебойно, разве что энергетический поток от меня к кольцу Амори был шире и быстрее, будто не я его контролировала, а перстень сам распоряжался, сколько сил он сейчас возьмет, а сколько на завтра прибережет. Пришлось немного подкрутить невидимый кран. Нет у меня сейчас столько энергии, чтобы её разбазаривать.
И мыслей, что делать дальше, тоже нет. Дверь буквально сторожит советник, проскользнуть мимо него и покинуть дом не выйдет, да и не бросать же Ясеня? Своего щита на нем я больше не чувствую, а, значит, первым делом после ванной отправлюсь проверять, как он.
А потом предстоит очень серьезный разговор с графом. Если мы и совершили преступление, то не слишком серьезное, иначе бы нас отконвоировали в допросную прямо с развалин архива, а не лечили бы в столичной резиденции статского советника. Быть может, никто, кроме него, вообще не считает это преступлением, а то, чем он угрожал – одна из вероятностей развития событий?
Наверняка он был главным в поисково-спасательном отряде стражи, поэтому воспользовался полномочиями и увез нас к себе, а здесь уже принялся давить, потому что чуйку следователя не пропьешь, черт бы его побрал. Выходит, если он захочет, то этому делу дадут ход и нам в самом деле могут предъявить обвинение минимум во взломе с проникновением.