Кофе и полынь

Ролдугина Софья Валерьевна

Паола удивилась, но согласилась, разумеется.

Хоть поездка выдалась и недлинная, но молчать всю дорогу было бы глупо, а потому мы беседовали о пустяках. О погоде, особенно переменчивой нынче осенью; о том, что по краю Спэрроу-плейс частенько стала гулять пожилая дама с очаровательным сеттером на поводке, и этот сеттер иногда гоняется за опавшими листьями; о том, что Лиам в последнее время полюбил рыцарские романы… В романах я, увы, не разбиралась, в отличие от Паолы, которая даже в образе «мистера Бьянки» всюду возила с собой несколько дюжин книг.

– …считаю, впрочем, что подобные сюжеты воспитывают благородство

духа, да и к тому же помогают заинтересовать мальчиков историей. Рэйвен тоже считает так же, хотя, по его мнению…

Она осеклась на полуслове и побледнела, словно совершила преступление, и её поймали. Я даже не сразу сообразила, что такого страшного, а когда поняла, то ощутила острое сочувствие – и странную нежность.

«Наверное, больно любить человека и не иметь возможности признаться, – пронеслось в голове. – Но всё же лучше, чем любить и потерять».

– Вы можете называть его по имени сколько угодно, по крайней мере, когда мы с вами наедине, – сказала я, поймав её взгляд. И ободряюще улыбнулась: – И к тому же что не позволено миссис Мариани, то позволено сеньоре де Нарвенья – а именно этот титул унаследовала недавно, напомню, ваша семья. Так что считает маркиз?

– Что нет такой книги, из которой нельзя извлечь пользу, – ответила она, пусть и не сразу, с запинкой. Взгляд у неё стал задумчивым; кажется, моя полушутливая ремарка насчёт романского титула задела очень важные струны – и заставила взглянуть на всё чуть иначе. – И что детям порой не хватает опыта, чтобы отличить низкое от достойного, но это не значит, что от низкого их надо беречь. Лучше обсуждать с ними и то, что они читают, и то, на что они смотрят. Мы с… с Рэйвеном часто говорим о книгах, – добавила она, вздёрнув подбородок с непривычной для неё дерзостью.

– О, чудесно. Уверена, что ему не хватало таких обсуждений в последние годы, – ответила я, опустив окончание реплики: «…особенно после смерти моего отца».

– Чего ему не хватает, так это свободного времени, – вздохнула Паола и искоса глянула на меня, точно проверяя, как откликнутся слова. – И… и, знаете, мы обсуждали кинематограф. Вы слышали что-нибудь о компании «Коллинз и Смит»?

– Припоминаю шумиху несколько лет назад, но тогда мне было не до кинематографа, – улыбнулась я немного виновато. – Период между похоронами родителей и смертью леди Милдред выдался нелёгкий… Да и потом проще не стало. Однако надеюсь однажды наверстать упущение.

Похоже, что-то в моём ответе утвердило Паолу в мысли, что она на правильном пути.

– Рэйвен тоже так сказал, представьте себе, – ответила она, и у неё тоже дрогнули уголки губ. – Я… я собиралась предложить ему посетить киносеанс. «Смит и Коллинз», судя по всему, хотят вернуть себе утраченное влияние и собираются делать фильм по книге сэра Монро. Верней, уже сделали, но отложили премьеру из-за того, что пришлось перемонтировать финал.

– Полагаете, им можно надеяться на успех?

– Отчего нет! Ведь это они выпустили кинокартину «Побег грабителя»… – Паола разомкнула сложенные на коленях руки, а потом снова сцепила в замок; единственный жест, который выдавал её волнение. – И я вышила для Рэйвена платок.

– Чудесно!

– И собираюсь его подарить.

– Очаровательная идея! Уверена, что подобное никому ещё не приходило в голову.

– Вы шутите надо мной.

– Разве я похожа на человека, который станет так шутить? – ответила

я, хотя и впрямь чуть не рассмеялась. Паола выглядела непривычно взволнованной – впервые с тех пор как её шумное семейство отбыло обратно в Романию. – И маркиз тоже не станет шутить с вашими чувствами, а потому вы можете говорить с ним открыто.

Паола отвела взгляд и уставилась за окном; вдали, над крышами, мелькнул купол собора святой Люсии – мы уже подъезжали к месту.

– Я не надеюсь на то, что он полюбит меня, – едва слышно произнесла она. – Место в его сердце занято… занято другим человеком, пусть его сейчас и нет в живых. Он рассказывал мне, и…

Повисла пауза.

– Что ж, тогда он был с вами более откровенен, чем со мной, – заметила я вскользь. Реплика прозвучала так, словно меня это задело, хотя на самом деле не было ни ревности, ни сожаления… только печаль, потому что и моё сердце принадлежало тому, кто мог уже и не вернуться. – Хороший знак, полагаю. А что до любви, то она бывает разной. И яркой, похожей на вспышку, и тихой, спокойной. Вы тоже не похожи на человека, одержимого страстью… и ваше сердце тоже было разбито, пусть и иначе, разве не так? Пообещайте мне, что подарите этот платок, – закончила я невпопад.

Паола не ответила – но еле заметно кивнула.

Около храма было на удивление пустынно. Может, этому способствовала погода – приятная, но слишком тихая, точно убаюкивающая. Даже попрошайки подевались куда-то. Одно семейство – степенная пара, полдюжины детей, несколько тётушек, хромой старик в мундире – спускалось по ступеням; другое, почти в таком же составе, наоборот заходило. Молодой послушник, отложив в сторону метлу, читал собравшимся у боковой лестницы детишкам-беспризорникам книгу. Я удивилась было благочестию, с которым внимали ему мальчишки, но, проходя мимо, увидела, что в руках у него не Писание, а «Большая иллюстрированная книга рецептов миссис Мюм».

– С чем-чем можно запечь кролика? – зачарованно спросил один оборванец, аккурат когда я проходила мимо.

– С ананасом! – гордо, с отчётливо голодным взглядом ответил послушник. – Слушайте дальше, отроки…

«Может, отправить в приют святого Кира Эйвонского ананасов и апельсинов? – задумалась я не на шутку, невольно ускоряя шаг, так что Паола за мной едва поспевала. – Надо будет узнать, что поставляют нынче из Колони».

Под сводами храма царил полумрак, прохладный и ароматный; было по-особенному тихо – тот вид тишины, который близок чем-то к пустоте и заставляет ощутить печаль. Свечи горели, но совсем немного. Иногда потрескивали фитили. Слабо пахло воском и остывшим камнем стен, чуть сильнее – хризантемами, которых была целая гора, разных, и мелких, и крупных, и свежих, и уже увядающих… В основном лиловых, цвета заката, багровых и бледно-жёлтых.

Паола с моего согласия пошла осмотреться по сторонам. Особенно, кажется, её заинтересовали витражи; она даже пожалела, что не захватила с собой альбом и карандаш – и попросила разрешения привести сюда потом мальчиков, чтобы показать им что-то. На секунду я почувствовала себя даже уязвлённой, потому что не поняла, о чём речь. Стыдно, конечно, если кругозор у Лиама станет шире, чем у меня…

«Ничего не стыдно, – оборвала я сама себя. – Сначала надо избавиться от Валха, а потом уже думать об образовании… И, пожалуй, в следующий раз внимательнее слушать, когда Глэдис будет рассуждать об искусстве».