Кофе в бумажном стаканчике
Шрифт:
Оставшись один, Марк пустился во все тяжкие — занялся торговыми авантюрами на бирже, несколько раз проиграл крупную сумму в казино, попросил денег у Сергея, но тот отказал. После этого Марка жестоко избили за долги, он отлежался в больнице со сломанными ребрами, стал прятаться. В его жизни наступила самая настоящая черная полоса. Семья поняла, что с Марком не все ладно, только тогда, когда к его деду пришли с требованием выплатить за внука крупный карточный долг. Дед выплатил. Марка стали увещевать, упрашивали образумиться, и он, окончательно разругавшись с дедом и бабулей, уехал в Москву в надежде заработать легкие деньги. Промаявшись там год и, вконец запутавшись, он вернулся к деду и старшему брату с повинной, был прощен. На семейном совете было
Первым делом Марк поменял документы, взял фамилию деда и стал зваться Марк Измайлов. На выделенный ему дедом беспроцентный кредит организовал юридическую фирму, купил адвокатскую лицензию, начал работать и быстро остепенился: у самого себя не поворуешь. Он легко брался за самые скользкие дела, с клиентов брал втридорога, в городе считался «черным» адвокатом и нисколько не беспокоился по этому поводу, чувствуя себя в новом статусе, как рыба в воде. За несколько лет, благодаря собственной изворотливости и неразборчивости в средствах разбогател, купил дорогую машину, при помощи семьи построил дом и начал обустраивать его по собственному вкусу.
Жизнь потекла своим чередом, словно тихая вода в широкой полноводной реке, ничто больше не нарушало установленный порядок. Все члены семьи — властная бабуля, дедушка-профессор, ставший к тому времени ректором медицинского университета, ветреная Милочка и ее муж, получивший профессорское звание, успокоились, с восторгом стали обсуждать якобы вновь окрепшую дружбу братьев. Сергей их не разубеждал. Когда он выстроил дом в Белом и переехал туда жить, у бабули родилась идея его женитьбы — как-никак, ему уже перевалило за тридцать. Марк эту идею горячо поддержал, надеясь на приток в семью дополнительного капитала. Кроме того, он рассчитывал, что новым богатым родственникам наверняка понадобятся юридические услуги разного толка — от самых безобидных до весьма противоречивых с точки зрения закона, — и надеялся таким образом ощутимо расширить круг своей клиентуры. Оставалось только найти брату подходящую партию.
Сергей, слушая эти разговоры, отмалчивался, иногда не выдерживал и резко отвечал, что сам решит вопросы собственного благополучия, потом извинялся за несдержанность. Бабуля и Милочка относились к нему снисходительно. Уверенные в том, что педантичному Сергею, постоянно занятому работой, просто необходимо было помочь, они не обращали внимания на его раздражительность и старались всеми силами. Так родился пустой слух о поисках подходящей невесты, о чем Надежде язвительно сообщила Вика Лагодина. Сергею категорически не нравилось ощущать себя покупателем на рынке, который приценивался к товару, но он ничего не мог с этим сделать — семья такие вопросы решала самостоятельно, настойчиво предлагала всевозможные варианты, терпеливо выжидая, когда он не выдержит их напора и перестанет держать оборону. В пустых разговорах и предположениях прошел еще год, пока Сергей не ударил Надю машиной на пешеходном переходе. И эта авария изменила всю его жизнь.
…На улице давно стемнело, за тюлевыми занавесками сгустилась непроглядная тьма. В ней, с любопытством заглядывая в окна, толпились беспорядочные тени домашних обид, которые Сергей принес с собой в этот новый дом. Историю своей семьи он рассказывал с плохо скрываемой болью, пытался подшучивать над собой, будто чувствовал вину за случившиеся с ним несуразности, но получалось неловко, и от этого Надя испытывала невыносимую горечь. В его словах было слишком много одиночества, стремления к простому человеческому счастью, о котором он не имел никакого представления и до встречи с Надей мечтал также абстрактно, как Надя — о физической близости. Такой недоступный и важный с виду, он оказался недолюбленным, с огромным грузом ответственности, который возложила на него семья, с массой ненужных обязательств.
Сергей сидел за столом печальный и сосредоточенный, будто этот рассказ стоил ему последних сил, и они, в конце концов, иссякли. Надя пересела на стул рядом с ним и,
— Ты что, жалеешь меня?
— Конечно! Твоя история очень грустная. На самом деле, грустная. У меня все было наоборот — меня сильно любили и любят до сих пор, даже не хотели отпускать учиться.
— Знаешь, меня никто никогда не жалел. Все почему-то думают, что я в сочувствии не нуждаюсь.
— А ты никому и не говорил, что тебе может быть плохо, — она подняла голову и внимательно посмотрела в его лицо. — Я тебя очень люблю. А сейчас еще больше, потому что теперь знаю, какой ты.
Он осторожно разомкнул Надины руки, взял ее ладошку, покачал в своих больших теплых ладонях, нежно поцеловал в самую середину. Девушку накрыло горячей волной.
— Что ты делаешь?
— Пойдем, я хочу показать тебе кое-что, о чем никто не знает. Это моя тайна.
Он повел ее в мансарду. Надя впервые туда поднималась и шла, предчувствуя, что увидит что-то очень личное. Рабочий кабинет был обставлен довольно сдержанно — большой письменный стол, заваленный книгами, цветными каталогами и бумагами, компьютер, диван, неброский ковер на полу, у одной из стен застекленные шкафы. Потолок, обитый деревянными панелями теплого красноватого цвета, сужался, создавая иллюзию купола. В нем расположились мансардные окна, в которые уже смотрела зимняя ночь. На первый взгляд, это был самый обычный кабинет, но в нем оказалось нечто совершенно необыкновенное. Над рабочим столом, на стене, в два ряда висели огромные бабочки в застекленных рамках, все одинаково оранжевые, с черной окантовкой по краям крыльев. Надя повернулась к Сергею и изумленно воскликнула.
— Что это? Ты любишь бабочек?
Довольный ее реакцией, он рассмеялся.
— Нет, не люблю. Это подарок. В корпусе у меня был учитель биологии, бывший ученый-энтомолог, профессор Сергей Львович. Молодым он часто ездил в экспедиции, этих бабочек каждый год по одной привозил из Южной Мексики. Видишь, все рамки разные? Состарившись, стал преподавать. Мне тогда было четырнадцать лет. Он много рассказывал о них, а я втайне посмеивался над его чудачеством. Мне казалось, что ему просто не с кем поговорить. А потом стало интересно. Когда я переехал сюда, меня нашли его родственники и сообщили, что он умер. Эту коллекцию он завещал мне. Наверное, только потому, что я единственный его тогда так внимательно слушал.
Надя подошла поближе, ей показалось, что бабочки живые и присели на стене отдохнуть, зацепившись за полированное дерево мохнатыми лапками. Это было удивительное ощущение, будто после непередаваемо болезненных откровений вдруг открылось волшебное окно в иное измерение, яркое и красочное, наполненное солнцем и зеленью летней листвы. Сергей обнял ее сзади, крепко прижав к себе.
— Это монархи данаиды семейства нимфалид, единственные бабочки в мире, которые в течение нескольких поколений с завидным упорством мигрируют в горы Мексики, чтобы из гусеницы превратиться в бабочку и снова возвратиться обратно. Там находится настоящий рай для монархов. Никто до сих пор так и не разгадал их тайну. Сергей Львович любил повторять, что неосознанное стремление данаиды к этому месту также фантастично, как и чувство любви, — он поцеловал Надины волосы и зарылся в них лицом. — Я часто размышлял, зачем мне эта коллекция, я ведь не биолог. Наверное, старый учитель хотел этим мне показать, что кроме обыденных дел всегда есть что-то еще, о чем мы не знаем и даже не задумываемся.
Надя развернулась к нему лицом и глубоко вздохнула. Бабочки, старый учитель, комната с мансардными окнами, Сергей, тайно верящий в волшебство, — все это было настолько восхитительным, что оказалось невозможным сдержать чувств восторга. Ей трудно было даже предположить, что этот сдержанный с виду молодой мужчина так глубоко сентиментален и нежен душой. Как же мало она о нем еще знает!
Надя посмотрела ему в лицо, их глаза встретились.
— Ты необыкновенный. Я так рада, что ты снова нашелся!