Когда Алиса упала
Шрифт:
Я вздрагиваю, услышав голос Кэти:
– Они хотят установить памятник и фонтан. Держи.
Она протягивает мне рожок из вощеной бумаги с лимонным мороженым и откусывает маленький кусочек от своего. Натягивает на лицо улыбку и машет рукой. Женщины смотрят на нее, но никто не подходит ближе; они снова сбиваются в кучу и указывают на землю.
– Даже если бы я за все это заплатила, они вели бы себя точно так же, – говорит Кэти и откусывает еще кусочек. Поворачивается ко мне, изучая меня своими темными глазами. – Давай сядем за столик у
– Вовсе нет. Я попросила доктора Мэйхью встретиться со мной.
– Зачем? Ничего уже не поделаешь, Мэрион. Ничего не поделаешь, только сундук остался. Могла бы просто попросить прислать его.
– Но я не согласна. Ты видела ее, Кэти…
– Да. И не могу забыть.
Взгляд ее возвращается к универсальному магазину на площади. Сводит плечи, будто на ней броня.
Я вслед за ней сажусь за стол, Тоби болтает ногами и пинает меня. Кэти сердито смотрит в окно. О мороженом она забыла, оно тает и капает с бумаги, стекает по ее пальцам.
Усмехнувшись, она задирает подбородок:
– Что это за поклонение мертвым.
Тоби роняет мороженое на деревянный пол. Кэти цыкает и наклоняется убрать его. Ее мороженое капает на юбку, темные круглые капли сахарной воды. Кэти трет ткань салфеткой, предоставив мне убирать за Тоби.
– Только давай без истерик, – говорит он, явно изображая Кэти. – Без капризов.
Кэти растерла каплю в длинные полосы. Она переводит взгляд на окно.
– Вот запру тебя в леднике с пауками, – говорит Тоби.
Он колотит по своему стулу и ожесточенно болтает ногами. Разевает рот и клацает зубами.
– Тоби, – говорю я, – потише.
– Они покусают тебя за пятки, свяжут всю.
Кэти сжимает кулаки:
– Замолчи!
Она хватает его за руку, рывком заставляет подняться и прижимает лицом к юбке, пока пробирается к двери и спускается по ступенькам. Я беру ее зонтик и спешу следом, пытаясь ухватить ее за рукав. Но Кэти почти бежит по дороге, крепко вжав лицо мальчика себе в бедро.
– Перестань, Кэти.
– Гадкий мальчишка.
Говорит она сквозь зубы, слова вырываются резко, раздраженно. Тоби обмяк. Он выскальзывает из ее хватки и неожиданно падает в пыль. Кэти продолжает нестись вперед, отступает только перед телегой, груженной бревнами.
Я протягиваю Тоби руку, но он вздрагивает и отшатывается.
– Вставай.
Он скребет землю пальцами. Кэти разворачивается и быстрыми шагами возвращается.
– Я стараюсь. Давайте все пожалеем друг друга?
Он вдыхает и выдыхает. Три раза. Потом, опираясь на руку, встает. Взгляда от земли так и не отрывает. Не сопротивляется, когда она берет его за руку.
Щеки у него в красных пятнах.
– Ну вот. Угостились мороженым.
Глава 7
Доктор Мэйхью согласился на встречу. А Кэти сказала, что поедет вместе со мной.
– Думаю, так будет лучше, – сказала она, завязывая ленточки шелкового капора.
Капор розовый, с кружевной отделкой. В наряде пышности больше, чем пользы. Зато честно. Кэти не носит траура.
– Тоби побудет с Сиршей.
Она берет вожжи и понукает кобылу в яблоках.
В зале для посетителей Бродерс-хаус, кроме нас, никого нет. Мы вдвоем сидим на лавке. Здесь очень уютно: все кремовое и голубое. У стен нарядные большие вазы с длинными изогнутыми папоротниками и буйными цветами из сада при лечебнице. Люстры из стекла с морозным узором так элегантны, в их хрустальных бусинах отражается свет. Большие окна напротив входа открыты, чтобы продувал сквозняк. На окнах не решетки, а затейливые изогнутые конструкции. На полу змеятся их тени в форме цветов, и трав, и птиц. Я едва помню эту часть лечебницы и ее вежливое притворство. Но кирпич и вонь от плесени подвала впечатались в мою память.
Эконом с длинными, седеющими бакенбардами взгромоздился на табурет за стойкой. На нем безупречный черный сюртук. Он сказал, что его зовут Нортрап, слабо пожал нам руки и указал на лавку, пробормотав, что очень нам сочувствует. Он переворачивает страницы своего журнала, и каждый шорох, каждый скрип пера прокатывается долгим эхом в этой комнате с высокими потолками. Он смотрит на меня и моргает.
Кэти отрывается от своего рукоделия. Оборачивает свободную нитку вокруг пальца и снова распускает ее.
– Я нашла, что доктора здесь очень заботливы. Они не безразличны к пациентам.
– Значит, ты все-таки навещала ее?
Она вспыхивает. Склоняется к своим кружевам, сосредоточенно кусает губу, наматывая нить цвета слоновой кости на челнок. Она плетет снежинку.
– Я не бессердечная.
– Как часто?
Пальцы Кэти замирают, не довязав узел. Нахмурившись, она качает головой, зажимает петли, но бросает кружево на колени.
– Пока она не отказалась видеть меня.
Я слышу голоса наверху широкой лестницы. Голоса звучат приглушенно, двери по обе стороны площадки закрыты. Но время от времени одна из них открывается и вырываются голоса, сопровождая медсестру в подрагивающем чепце, санитара, поправляющего рукава, смотрительницу, катящую металлический поднос. Резкий звук, бормотание, лепет, удар.
Сверху хлопает дверь, и что-то – жестяная кастрюля или ведро – бьется об стену. Я смотрю на потолок, и мистер Нортрап тоже, мы отслеживаем тяжелые шаги, которые вдруг замирают.
– Сколько еще ждать? – спрашиваю я. У меня подрагивают руки. Я обвиваю ремешок ридикюля вокруг ладони, стискиваю пальцы.
Хмурясь, Нортрап достает карманные часы.
– Доктор Мэйхью на обходе. Вы пришли в неприемные часы.
Я откидываюсь к спинке лавки, но деревянная скамья не предназначена для отдыха. Мне приходится наклониться вперед, и край корсета впивается в бедренные косточки.