Когда Алиса упала
Шрифт:
Я кладу перо возле чернильницы, прижимаю пресс-папье к бумаге.
Их объяснение никуда не годится. Не объясняет бедного, истерзанного тела Алисы. Будто что-то кусает и царапает мои мысли. Я гляжу из окошка на пруд, слежу за стрекозой, которая ищет добычу над искрящейся водой. Солнце клонится к закату, последние лучи пробиваются между стволами деревьев, стрекоза то изумрудная, то черная. Она поднимается и ныряет вниз, зависает в воздухе и ждет. Терпеливая и осторожная.
Я складываю письмо, открываю ящик стола, достаю кошелек. Осталось несколько купюр, которые принадлежат только мне. Я убираю письмо и деньги в вязаный ридикюль и пристегиваю его к поясу.
Кэти сидит у секретера
– Я в Тюри, – говорю я. – Надо письмо отправить.
– Можно мне с тобой? – спрашивает Тоби.
– Зачем?
– Я тебе мороженого куплю. – Он оттягивает губу пальцем, стучит ногтем по зубу и поясняет: – У меня есть деньги. А ты очень грустная. От мороженого радостно.
– Ну, я…
Он торжественно кивает.
Кэти барабанит карандашом по подбородку, поворачивается к нам. Указывает кончиком карандаша на гроссбух и кидает его на кучу счетов.
– Иди сюда, – говорит она Тоби, притягивает его к груди и легонько целует в макушку. – Как мило с твоей стороны подумать о тете.
Он отталкивается от ее бедер, извивается, потом чмокает в щеку и говорит:
– Отпусти.
Она кладет руки ему на плечи:
– Ты уже слишком большой для поцелуев?
– Я куплю тете мороженое.
– Отличная идея.
Кэти ловит мой взгляд и говорит:
– Пойдемте все вместе. Мне не помешает прогуляться.
– Ты уверена? Ты вроде бы занята и…
– Это просто счета. Никуда они не денутся…
Она кидает гроссбух на бумаги и отпихивает все к дальнему краю стола.
– Мороженое и, может быть, посмотрим на новые шляпки у миссис Эммет. То что нужно.
Быстрым движением она закрывает секретер на ключ.
Тоби бежит впереди нас, полы его коричневого поплинового сюртучка развеваются. Он нашел длинную палку и раскручивает ее над головой, словно меч. Наши зонтики только украшают, но не защищают от солнца. Кэти обмахивает лицо веером. Ее щеки и шея побагровели. Серо-горчичное платье из шотландки слишком плотное для такой погоды. Наши юбки качаются при ходьбе, поднимая клубы пыли.
– Мороженое в городе. Знаешь, мы могли бы наколоть целую миску льда, у нас же ледник.
Прищурившись, Кэти смотрит на незасеянные поля на ферме Хамфри за кленовыми деревьями. Окна дома черные. Два сына вдовы Хамфри отдали свои жизни в одном из первых сражений. Спотсильвания. На двери так и висит черный бант. Вдова выходит из амбара и, направляясь к курятнику, поднимает руку в знак приветствия. Мы также приветствуем ее. Кэти снова обмахивается веером.
– Ей бы в город переехать. Было бы легче.
– По-твоему, она оставит землю, где родились ее мальчики?
– Она же получает за них пенсию.
– Недостаточно, чтобы отказаться от всего этого. Пенсии едва на еду хватает. Я отдаю тебе пенсию за Бенджамина. Ты же ведешь счета.
– Что ты такая резкая?
– А ты что глупости говоришь?
Я оттягиваю воротник платья. Кружево рвется – невзначай зацепила ногтем.
– Зайду на неделе, узнаю, нужна ли ей помощь.
Тоби тыкает палкой в твердую землю, давит панцири цикад – они устилают землю, прилипли к каменному забору, коре деревьев. Кэти берет меня под руку, подталкивает плечом. Будто мы подруги, будто воспоминания о Лидии можно отбросить в сторону, в траву. Она моргает, взглянув на меня, она знает, что я считаю ее узурпаторшей. Возможно, мне не стоит судить ее так строго. Наоборот, надо выразить признательность за то, что она (с такой легкостью, с такой радостью) бросилась на помощь Лайонелу
– Извини, – говорю я. – Жарко. Ты знаешь, что меня это утомляет.
– Я тебя прощаю.
Она поворачивает зонтик к солнцу, так что цветочный узор кружева повторяется на дорожке. Выглядывает из-под рюши и спиц и говорит:
– Надо было шляпку надеть.
– Можешь купить шляпку у миссис Эммет.
Она пожимает плечами, веер свисает с руки.
– И тебе новая шляпка не помешает. Но соломенная тебе идет. Хоть она и черная.
Деревья редеют, оставляя грунтовую дорогу беззащитной перед солнцем. Вдоль дороги обшитые досками дома, между ними на веревках сушится одежда. Нижние юбки, и рубашки, и детские платьица. У столба – пока пустая плетеная корзинка для белья. Справа – бутылочно-зеленый пруд при лесопилке. Дом Терренса Маркама отражается в воде, точно белый камень. Отражение такое четкое, что кажется – можно наступить на него и скользить до самой лесопилки на том берегу. Вода переливается через ворота мельницы в канал, обдавая нас холодными мелкими брызгами.
– Здесь ничто не меняется.
– Станцию построили в Хэрроуборо. А промышленность идет за железкой.
Конгрегационалистская церковь [5] сияюще-белая, а дверь черная, будто церковь знает, что души людей черно-белые. Каурый конь свесил голову из стойла на почтовой станции. Посмотрев на ступеньки церкви, он покачал головой и заржал.
Мы останавливаемся у магазина всякой всячины, где на крылечке и лестнице выставлены оловянные бачки, грабли и плуг. Магазинчик миссис Эммет расположен по соседству. Темно-серый кот со свалявшейся шерстью устроился в тени стиральной доски. Прошипев на Тоби, он тянется головой к его ладони.
5
Протестантская церковь в кальвинистской традиции, каждая община конгрегационалистов автономно решает свои дела.
– Не трогай его, – говорит Кэти, подбегая к Тоби, и хватает его за руку. – Теперь придется тебе руки мыть.
Она тащит его к колонке у магазина, засовывает руки под кран и давит на рычаг, пока из крана не начинает изрыгаться вода.
– Такие мерзкие животные разносят смертельную заразу. Ты же не хочешь умереть от нее, правда?
Я поднимаю палку, которую мальчик бросил ради несчастного кота, подхожу к ним. Лицо у Тоби побагровело, лишь губы бледные.
– Только давай без истерик, – говорит Кэти, отходя от колонки и стряхивая воду с юбки. – Ты же знаешь, что тогда бывает.
Он моргает. Прижимает руки к бокам, шевелит пальцами.
– Я не буду капризничать.
– Хорошо. – Кэти улыбается и берет его за руку. – Положи палку, Мэрион. Она ему не нужна.
Тоби тащится за Кэти, ждет на площадке, пока она открывает сетчатую дверь.
– Заходи, – говорит она, придерживая дверь, и смотрит на меня: – А ты не зайдешь?
– Подожду здесь.
До почтового отделения всего две двери по коридору, и я быстро отправляю письмо. В сквере напротив три женщины стоят рядышком, так что их шляпки соприкасаются, женщины разбредаются, показывают на что-то в траве. Одна поднимает треугольный знак и втыкает его то туда, то сюда, прикусывает губу, кивает и перебегает с места на место, повинуясь указующим жестам. В одном месте знак остается достаточно долго, и я успеваю прочитать: «В память о наших братьях: здесь будет установлен Памятник павшим воинам, пожертвования собирает Оринда Флауэрс».