Когда бессилен закон

Брэндон Джей

— Да. Несколько раз.

— Здесь ему было не многим лучше, чем там, не правда ли?

— Это нелегко решить.

— В любом случае вы хотели, чтобы он был освобожден? — спросила Нора. «Это было бы естественным желанием каждого на вашем месте», — говорил ее тон.

— Конечно, хотел.

— Вы сделали бы едва ли не все, чтобы помочь ему оттуда выбраться? Так ведь?

Это был риторический вопрос. Ее не волновало, каким окажется мой ответ. Но она не ожидала того, который я для нее приготовил.

— Не все, — сказал я. — К примеру, я мог

бы вышвырнуть вас из этого дела и назначить одного из своих обвинителей — кого-нибудь, кто присоединился бы к ходатайству о новом судебном процессе. Тогда все стало бы намного проще.

— Хотелось бы посмотреть, как бы это у вас получилось, — совсем непрофессионально вырвалось у Норы.

— О, это я сумел бы! — ответил я ей.

Можно было видеть, что за вопрос крутится у нее на языке. Было заметно и то, как она вглядывается в меня, пытаясь что-то прочитать на моем лице. И все-таки она спросила. Она задала вопрос, ответа на который даже не знала. Я думаю, что это произошло лишь потому, что ей очень уж хотелось его узнать.

— И почему же вы этого не сделали? — спросила она.

— Потому что мне хотелось, чтобы против выступила именно ты. Потому что всякому известно, что ты лучшая из обвинителей. И если при таком оппоненте ходатайство будет удовлетворено, все поймут, что это произошло лишь потому, что Дэвид действительно невиновен, а не благодаря каким-то закулисным сделкам. И еще потому, что всякий знает, какая ты жестокая, холодная и бесчувственная сука, что ты беспокоишься только о том, чтобы выиграть дело, а потому никогда не пойдешь на такую сделку, если она будет означать, что кто-то окажется вычеркнутым из списка преступников.

Судебный зал взорвался именно так, как это обычно бывает в таких случаях. Сначала раздался одновременный вдох, как бывает когда видят приближение скандала или слышат грубое оскорбление. Потом последовали смешки, возгласы и даже выкрик: «Вот это верно!» Уотлин не особенно старался вернуть зал к порядку. Я же по-прежнему смотрел на Нору. Выражение ее лица было странным — сожалеющим, но отнюдь не заискивающим. Такое выражение характерно для питчера, который издали смотрит на игрока, отбившего его мяч, а затем возвращается и выбирает биту побольше.

Я тешил себя надеждой, что мое свидетельское показание было самым драматичным на слушании. У нас оставались другие свидетели, включая Лоис. Я заранее поднатаскал ее в искусстве лжесвидетельствования.

— Держись просто. Все случилось именно так, как и случилось, за исключением того, что ты слышала, как он сказал: «Оставь в покое Клайда Малиша», — что произошло уже в самом конце, как раз перед дракой.

Лоис проделала это прекрасно: точно, чисто и очень уверенно. Не думаю, что кто-нибудь мог усомниться в ее искренности. Кроме Норы. Лоис была матерью Дэвида — то, что она сказала, не шло в расчет. Нора прошла этот пункт, не задав ей ни единого вопроса.

Наступил тяжелый момент: у нас не было больше свидетелей, и нам пришлось объявить о завершении выступлений. В таких случаях всегда кажется,

что ты что-то забыл. Уотлин все еще не объявил, принял ли признание Сталя, а без этого мы не имели ничего. Нора вызвала лишь одного свидетеля — Майрона Сталя.

Я знал, что он будет выступать, но в здании его не видел. Он вошел в зал через боковую дверь, сопровождаемый двумя полицейскими офицерами. Они заняли места среди публики, по случайному совпадению рядом с Клайдом Малишем — у него имелась своя пара телохранителей, которые маячили у задней двери в зал. Сталь прошел на свидетельское место.

Мне он казался какой-то юркой куницей в мужском костюме. Я старался взглянуть на него глазами присутствующих, особенно мне хотелось увидеть его через очки Уоддла. Судья старался смотреть на Сталя не только глазами тех, кто находились в зале, но и того громадного большинства людей, которых здесь даже не было. А мне никак не удавалось отделить наружность Майрона Сталя от того, что, как мне было известно, он сделал. Я видел, с какой нравственной трещиной был этот человек. Наблюдая, как он поднимается на свидетельское место, я удивлялся, что той темной ночью не предоставил его заботам Клайда Малиша.

Сталь, как всегда, сохранял вид настоящего профессионала. Безукоризненный костюм. Холеность хорошо отдохнувшего человека. Если он и был чуть встревожен, то это выглядело всего лишь беспокойством занятого человека, которому неожиданно нарушили распорядок дня.

— Пожалуйста, назовите ваше имя и профессию.

— Майрон Сталь. Это пишется с непроизносимым «эйч». Я адвокат.

— Вы практикуете здесь, в округе Бексар?

Сталь был свидетелем обвинения, однако Нора разговаривала с ним не особенно дружелюбно. Она перешла к своему излюбленному методу — «исключительно факты и ничего кроме».

— Да.

— Вы знакомы с человеком по имени Клайд Малиш?

— Да. Он является моим клиентом.

— Как давно вы представляете его интересы?

— О Господи! Шестнадцать... семнадцать лет.

Сталь взглянул на Линду. Она сидела, подавшись вперед и положив локти на стол, и смотрела на свидетеля. Дэвид тоже смотрел на него. Я не мог представить себе, что он чувствовал в тот момент.

Сталь откашлялся и снова перевел взгляд на Нору.

Она сразу же перешла к делу.

— Могу я подойти к свидетелю, ваша честь? Мистер Сталь, я передаю вам документ, зарегистрированный как вещественное доказательство защиты номер один. Вы узнаете это?

— Да.

— Что это такое?

— Это заявление, которое я написал в доме Клайда Малиша вечером в прошлую среду, шестнадцатого сентября.

— Вы сделали это по доброй воле?

— Разумеется, нет.

— Тогда почему вы это сделали?

— Если бы я не сделал этого, моя жизнь оказалась бы под угрозой.

— Кто угрожал вам?

— Мистер Малиш. Марк Блэквелл, окружной прокурор. Она тоже там была, — неожиданно добавил он, кивнув на Линду.

Нора могла обойтись и без этого добавления. Ей оно было ни к чему.