Когда был Ленин мумией

Лычковский Дмитрий

— Положи обратно, — опасливо сказал второй. — Может это инструмент какой-то. На фига нам проблемы. Да и не дадут за эту железку ничего.

— А я говорю — дадут, — упорствовал первый.

— Куда гроб нести? — внезапно раздалось со стороны дверей — Принимайте!

В полоску меж ленинских век медленно вползла спина, пятившаяся словно краб, а за ней показался просторный гроб, обшитый алой тканью. Следом чьи-то руки несли новый, отлично отутюженный

костюм на вешалке и белоснежную рубашку. Ленин насторожился. Очевидно, предполагалась поездка. Куда? С какой целью? На каком основании? Установив гроб на соседнем столе, спины удалились. Но дверь тут же заскрипела вновь — и у стола появился высокий худой человек в хирургической маске и резиновых перчатках по локоть.

— У вас еще ничего не готово, молодежь? — строго спросил он. — Вы на часы смотрели? Скоро начнется.

— Осталось только переодеть, Небмат Юсуфович, — суетливо сказал первый лаборант. — Мы это мигом.

— Ну-ну. А это что такое? Дайте-ка сюда.

Нимрод опять всплыл перед глазами Ильича и завертелся в длинных резиновых пальцах.

— Сами не знаем, — в два голоса доложили лаборанты. — Может предыдущая смена оставила?

— Разберемся! Так вы поторопитесь, не доводите до скандала, — напомнил человек в маске. — На все про все у вас десять минут.

И он ушел и унес нимрод с собой. Ленин с отчаянием следил, как захлопнулась дверь и навсегда скрыла за собой бесценную реликвию, судьба которой, скорей всего, завершится на свалке.

— Не знаешь, почему у него лицо такое странное? — прошептал второй лаборант.

— Потому что ты пудры перебухал.

— Да я не про этого, а про Небмата. Почему у него ресниц и бровей нет: спалил, что ли?

— Может в Чернобыле работал, — предположил первый. — Или на Байконуре — там тоже радиации хватает. Хватит болтать, снимай с него штаны.

Ильича без всякой ванны быстро переодели и на «раз-два» грубо, как мешок картошки, переместили в гроб. Стол под ним дрогнул и покатился. «Аккуратненько, проходим-проходим!» — движение ускорилось и вот уже вместо обычного над ним замелькал гранитный потолок. Однако в Траурном зале гроб не остановил свой бег. «Куда везут? Куда?» — билось обезумевшей синицей в мозгу, и голова Ильича моталась из стороны в сторону, словно отрицая единственно верное решение этой несложной загадки.

Гроб перенесли на что-то менее шаткое и опять повезли, только уже неспешно. И сразу же в уши ворвался людской гомон. Ленин с ужасом понял, что начисто утерял грань между воспоминаниями и реальностью и поспешно сомкнул

веки, одинаково страшась увидеть мавзолей, зажатый многотысячной толпой, и мрачное подземелье пирамиды, усеянное ее забальзамированными участниками. А быть может все еще хуже — и он обнаружит мумий в каракулевых шапках, стоящих на трибуне мавзолея и машущих Ильичу своими перебинтованными ладонями.

«Руки прочь от Ленина!» — раздался сбоку нестройный хор из дребезжащих голосов и он таки не удержался, глянул меж век. Там несколько десятков стариков с красными бантами и транспарантом «Ленин и сейчас живее всех живых» защищали от милиции двух старушек, зачем-то приковавшихся друг к другу наручниками.

— Проводить тело Ленина в последний путь прибыла делегация Коммунистической партии Египта! — бодро возвестил гнусавый голос, накрывший толпу, и он опять зажмурился.

— Ленин — это бессмертное имя стало символом и путеводной звездой сотен миллионов трудящихся, — летело из громкоговорителей ему вслед. — Как говорят у нас в Египте, человек пяти ах во лбу, пламенный борец и неутомимый деятель…

Легкий ветерок скользнул по ленинским щекам и он дрогнул, приоткрыл полоску меж век, в которую сразу хлынула синева московского неба. Тело Ильича плыло так медленно, величаво и плавно, что он вновь засомневался, что несет его — артиллерийский лафет, сработанный руками русских оружейников, или серебрянная лодка бога Тота, следующая в потусторонний мир за горизонт.

Но до горизонта Ильич не добрался. Гроб остановил свое движение, был сноровисто стащен вниз и установлен у разверстой, словно пасть демона паники, свежевырытой могилы. Вспышки фотокамер резали глаза — и Ленин в который раз смежил веки, впадая в спасительно забытье, но тут же открыл их, когда сверху звучно упала крышка. Вокруг была густая гуталиновая тьма — точь в точь как в погребальной камере после отбоя. Вот сейчас глаза его постепенно привыкнут к мраку, он встанет из саркофага и поспешит знакомым коридором…

— Бабах! — раздался сверху залп.

— Бум! Бум! Бум! — вторя ему, дробно застучали комья земли. С каждой секундой звук похоронного оркестра становился все слабее и слабее, будто музыканты обрадованно оседлали освободившийся лафет и, не прерывая игры, отправились от могилы прочь.

Наконец стало совсем тихо. И тут Ленин услышал, нет — скорее почувствовал, как, пробуравив лазейку в еще рыхлой, не успевшей осесть земле, начал свою неторопливую работу трудолюбивый могильный червь.