Когда была война…
Шрифт:
Её насквозь пронизывала тупая ноющая боль, забиралась в самое сердце и душила его, выжимая остатки крови, а немцы смотрели на неё сквозь прицел и смеялись, говорили что-то на своём лающем языке, указывая на неё пальцами. Лиза взяла трёхлинейку. Перекрестие прицела легло на грудь одному из них. Она нажала на спусковой крючок, но пуля отскочила от железного креста на кителе немца, и он саркастично расхохотался.
Сознание вернулось неожиданно – Лиза будто вынырнула на поверхность и жадно хлебнула ртом воздух. Она лежала на койке в медчасти. Через клеёнчатое окошко пробивались косые золотистые лучи, на одеяле
– Да не боись ты, – говорила Маринка. – Это тебе не просто баба, это Фабиш! А знаешь, что такое Фабиш? Танк с прицелом!
– Да я не об этом, – нетерпеливо перебил её Промахновский. – Ты мне вот скажи, я к ней и так, и эдак, а она никак.
– Что тебе сказать-то?
– Почему она такая? Замужем, что ли?
– Не, не замужем. Просто всю эту чушь романтическую не любит, цветочки-платочки всякие, ухаживания там. Говорю ж, это танк, а не баба. Так что, милый мой, можешь даже не пытаться.
– А это уж моё дело, – возмутился Промахновский.
Лизе вдруг стало смешно. Надо же, обсуждают, как её окрутить! А как интересно её Маринка назвала – танк с прицелом. Господи, и как только её уже не называли: и призраком, и волчицей. Теперь вот танком додумались окрестить! Неужели в ней действительно видят только танк с прицелом? Лиза задумалась. А кто она? Женщина? Девушка?
И вдруг отчётливо поняла: в ней просто нет ничего женственного. Она не помнила, когда последний раз надевала платье, когда завивала волосы и красила глаза. Она разучилась кокетничать и стала говорить коротко, прямо и сухо, по-военному, а прогулкам и поцелуям предпочитала теперь лишний раз потренироваться.
Брезент приподнялся и из-под него выглянула Маринка. Чёрные, как воронье крыло, волосы были аккуратно убраны под белую косынку с красным крестом. Она улыбнулась и прошагала к кровати.
– Как себя чувствуешь?
– Слабо, – ответила Лиза. – И пить хочется.
Маринка вернулась в другую часть палатки и пришла обратно с полным стаканом воды. Лиза жадно выпила всё до капли, а Маринка присела на край кровати и усмехнулась:
– Сержантик тут твой заходил.
– Промахновский? – равнодушно отозвалась Лиза. – Слышала я.
Она вернула Маринке стакан. Та сжала его в пальцах и уставилась перед собой мечтательным взглядом.
– Эх, Лизка, Лизка. Не понимаю я тебя. Такой парень за тобой ухаживает, а ты!.. Эх! – Она махнула рукой и поправила одеяло. – Я б на твоём месте уже бегала бы с ним по кустам!
– Ну так бегай, – ответила Лиза. – Кто тебе не даёт?
– Он не даёт, – расхохоталась Маринка. – Ему ты нравишься, а не я!
Рана затягивалась быстро, и через неделю от неё остался только уродливый свежий шрам. Пленного немца забрали особисты. Лиза видела, как его вели к машине: усталого, с опустевшим взглядом и связанными за спиной руками. Конвойный затолкал его на заднее сиденье и сам залез следом, но Лиза успела встретиться с ним глазами как тогда, в лесу. В них не было ничего, кроме отчаянной тоски, и её сердце отчего-то сжалось и застучало быстро-быстро, захлёбываясь кровью, внутри будто разгорелся пожар. Она сжала кулаки. Ничего, недолго они ещё будут топтать их землю!
Первой на задание ушла разведка – пятеро крепких парней, вооружённых ППШ и наганами. Лиза уже оплела свой маскхалат ветками и цветами и теперь сидела на крылечке, бездумно смотря перед собой. Лес тихонько шелестел листвой и бесшумно вздыхал мягкими порывами тёплого ветра. Промахновский и Бакарёв торчали на складе и пытались вытребовать у интенданта дополнительное оружие.
– Да на кой оно тебе чёрт? – донёсся до ушей его недовольный голос. – Ты ж снайпер! Скажи ещё, что гаубицу тебе надобно!
– А не твоё дело! – огрызнулся Бакарёв. – Сказано тебе давать, значит, давай, чего пререкаешься?
– А того, что распоряжения нету! Вот покажешь распоряжение, так сразу без разговоров выдам. А покуда давай, иди отсюдава.
Промахновский разочарованно вздохнул. «Интересно, зачем им ещё что-то? – отстранёно думала Лиза. – Трёхлинейки вполне достаточно…» Она аккуратно взяла свою прислоненную к бревенчатой стене винтовку, нежно огладила кончиками пальцев длинный блестящий ствол и вскинула её, прижавшись щекой к прикладу. Сколько же времени прошло с тех пор, как она впервые взяла её в руки!
Несколько зарубок на прикладе были высечены не её рукой – эту трёхлинейку Лиза, можно сказать, получила по наследству от своего инструктора по стрельбе. Его убили ещё в сорок первом, под Тихвином, вместе с ещё двумя девчонками из их школы. Почему винтовку решили отдать именно ей, Лиза не знала, но была очень благодарна за это. Инструктор стал для неё не просто учителем, но и лучшим другом, и память о нём была дорога ей.
На лесной дороге, по которой немцы гоняли грузовики с деревянными ящиками, не было ни души. Между пыльными колеями покачивалась высокая полынь, выглядывали из густого ковра травы яркие цветочки. Солнце палило вовсю, заливая полянку чистым золотым светом. Стучал дятел. Лиза заняла позицию и приготовилась ждать. От звонкой, пропитанной солнцем тишины леса и сладкого запаха травы и земли клонило в сон, да ещё и шрам начал неимоверно саднить и чесаться. Лиза изо всех сил сжимала зубы, не отрываясь от глазка прицела и вслушивалась в лесные звуки.
«Молодец Промахновский, – думала она. – Хорошо залёг. Дай бог, не подведёт». В пятнадцати метрах справа от неё расположилась Катя, слева – Промахновский и Бакарёв. Лиза напряжённо всматривалась в прицел. Проехала колонна грузовиков со знаками СС на дверцах, за ними тряслись по ухабам несколько нагруженных чем-то подвод и два мотоцикла. В перекрестии на секунду мелькнуло оплывшее жиром лицо эсэсовца. Он с видимым наслаждением смолил сигарету и без интереса разглядывал окружающий пейзаж. На фуражке сверкнула в солнечных лучах «мёртвая голова» – череп с перекрещенными под ним костями. А вдали, за высокими кронами деревьев, высились массивные металлические трубы сталелитейного завода, который по приказу командования ни в коем случае нельзя была отдавать в немецкие руки. Густой чёрный смог взвивался вверх огромными спиралями, пачкая лазурно-голубое небо, и бесследно рассеивался в чистом воздухе.