Когда была война…
Шрифт:
– Так точно, – в разнобой ответили Катя, Промахновский и Бакарёв.
– Тогда вперёд.
И снова ползком через лес. Завод всё гудел, дым клубился над внушительным бетонным зданием серого цвета и стелился по земле. У ворот высились две деревянные вышки с часовыми, внизу стоял, блестя на солнце чёрным глянцем, штабной «хорьх», а чуть поодаль курили у мотоцикла два немецких солдата. Ещё двое медленно расхаживали вдоль опутанного колючей проволокой ограждения. Явно конвой для инженера. Видимо, он ещё не выходил, а значит,
Лиза вытащила из кармана маленькое круглое зеркальце и несколько раз пустила солнечного зайчика в заросли ольхи. Зелёные ветви колыхнулись, и из них выпрыгнул ответный зайчик. Лиза невольно улыбнулась. Слава богу, жива разведка, и все её опасения беспочвенны! Нет никакого предателя, и на полянке немцы оказались случайно. Она прокуковала два раза и взяла в прицел одного из часовых. Теперь нужно только дождаться инженера и дело почти сделано.
И вдруг кто-то схватил её за ногу. Она дёрнулась и, отпрянув, перекатилась на спину.
– Тихо, свои это, – прошептал чей-то голос. – Товарищ лейтенант, засыпались мы…
– Как?.. – оторопела Лиза.
Она узнала парня из разведотряда, весёлого, смешливого и острого на язык Ваську Савина. Они практически не общались, но ни раз и не два Лизе доводилось сталкиваться с ним – то на обеде, то в медсанчасти, куда он без конца бегал за таблетками от боли в желудке. На нём была надета форма немецкого ефрейтора, на длинном, с большими ноздрями носу сидели круглые очки в тонкой серебряной оправе, на плече висел перемазанный глиной МП-40. Из-под серо-зелёной пилотки торчали короткие светлые волосы.
– Вот так. – Васька подполз ближе. – На подходе к заводу нас взяли. Человек тридцать фрицев, не меньше. Какая-то гнида информацию слила, где будем идти, сколько нас будет… И про вас они в курсе тоже. Все знают, собаки: и какой сигнал подавать, и откуда… За забором рота солдат сидит. По первому выстрелу всех снимут.
– Я догадывалась, – недоверчиво протянула Лиза. – Ты-то как тут оказался? Тебя немцы не взяли? Или отпустили?
– Ни то, ни другое. Я просто отстал от группы.
Сердце глухо билось в груди, отдаваясь в виски мягкой пульсацией. Значит, план провален, и единственный их способ выбраться живыми – уйти. Лиза в бессильной ярости сжала кулаки и смачно выругалась сквозь зубы. В одиночку Васька не сможет заминировать завод, да и добраться до инженера без поддержки будет невозможно.
– Я иду с тобой, – решила она.
Васька выпучил глаза.
– Куда?
– Куда! – передразнила его Лиза. – Завод минировать. Или ты можешь предложить план лучше?
Но ни заминировать завод, ни даже просто дойти до него они не успели – внезапно поднялась стрельба. Лиза ринулась туда, где должны были быть Промахновский с Бакарёвым. Катя залегла в траншее, выкопанной обороной месяц назад, и одного за одним укладывала немцев. Лиза рухнула рядом.
– Где сержанты?
– Чёрт
Катя надавила на спусковой крючок. Винтовка вздрогнула, и ещё один солдат резко осел на землю. Немцы надвигались непробиваемой стеной, продвигаясь довольно быстро и успешно. То, что перевес на их стороне, было ясно сразу, но Лиза всё равно не желала сдаваться.
– Они прочешут весь лес, – между двумя выстрелами сказала Катя. – И обязательно найдут нас. Нужно уходить. Погибнуть за родину мы всегда успеем.
– У нас приказ, – сухо кинула Лиза.
– Приказ приказом, а когда задание невыполнимо, нужно уходить.
Лиза схватила Катю за капюшон и резким движением притянула к себе. В ней вдруг всколыхнулась ярость – обжигающая, бурная, стремительная. Она жёстко посмотрела ей в глаза и твёрдо отчеканила:
– А вот отступать, товарищ старшина, у нас приказа не было. Так что держать оборону до последнего!
Катя смерила её возмущённым взглядом и нехотя кивнула, но всё же возразила:
– Какой будет смысл, если мы все тут умрём? Задание не выполним, и сами не вернёмся.
– Смысл есть всегда, – сквозь зубы ответила Лиза, хотя и сама не особенно его понимала.
Откуда-то появился Промахновский и без слов свалился рядом. Левая рука, чуть выше локтя, кровоточила, плотная ткань маскхалата насквозь пропиталась кровью. На лбу блестел тонкий слой пота.
– Бакарёв исчез, – коротко сообщил он.
– А у меня два патрона осталось, – добавила Катя.
Лиза молчала. Бой был неравным, заведомо пророчащим гибель им всем. Шансы выбраться из этой мясорубки живыми равнялись нулю. «А что такое жизнь? – думала она, целясь в немецкого обер-лейтенанта. – Набор воспоминаний или… я не знаю, что такое жизнь. Я никогда не жила».
Может быть, когда-то, очень-очень давно у неё и был какой-то смысл, а теперь его нет. Теперь осталась только война. Вся её жизнь стала бесконечной чередой заданий, и Лиза не представляла, что можно жить как-то по-другому. Что будет потом? Она не задумывалась – боялась. Боялась мирной жизни и просто не знала, что будет с ней делать. Ведь тогда придётся искать новый смысл, а как она может его найти то, чего не существует? Наверное, для неё действительно лучше погибнуть и никогда не вернуться к той жизни, которой она жила раньше и которой больше нет.
Ясное синее небо вдруг загудело, затряслось, заговорило утробным металлическим голосом, и из-за высоких крон деревьев вынырнули шесть самолётов и один за другим спикировали над заводом. Полыхнуло и взвилось вверх чёрное пламя, и последний самолёт качнуло взрывной волной. На крыле яркой искрой сверкнула небольшая красная звезда, и они, словно косяк лебедей, устремились ввысь, а вслед за ними налетели ещё четыре самолёта – таких же, с красными звёздами на крыльях. Завод заполыхал вовсю.