Когда была война
Шрифт:
Она знала этот лес вдоль и поперёк - успела выучить за то время, что вела тут охоту на фрицев - и потому без труда вышла к своей потайной тропке. Различить её, если не знать, где она находится, было невозможно, и Лиза чувствовала себя здесь в полной безопасности, но всё равно чутко прислушивалась к каждому звуку. Это тоже прочно вошло в привычку, и порой она даже просыпалась среди ночи, если слышала шаги или голоса. Лиза от природы обладала чутким слухом и отменным зрением, что помогло ей положить за год семьдесят четыре фрица. А поистине звериное чутьё ни разу не подвело. Она безошибочно определяла места лёжек немецких снайперов: слышала каждое их движение.
Немцы
Сердце подпрыгнуло в груди, между рёбер больно кольнуло, и Лиза остановилась на минуту, чтобы отдышаться. В груди разверзлась бездонная чёрная дыра, горло будто сдавили тисками, и ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Вспоминать о первом дне войны до сих пор было больно и страшно. Страшнее, чем воевать на передовой.
Лиза давно уже провела черту в своей жизни, отделив "до" и "после", всеми силами пытаясь вытеснить воспоминания о "до". Но порой они врывались в сознание настырными непрошеными гостями и принимались раздирать её на части, а она ничего не могла с этим поделать, потому что они составляли часть её жизни. Потому что тогда, в тот роковой день она родилась заново - без своего на то желания. Наивная романтическая девчонка по имени Лиза Левицкая, молодая жена Вадима Левицкого, погибла 22 июня 1941 года, а на её место пришла лейтенант Елизавета Фабиш - молчаливая женщина с жёстким взглядом и не терпящим возражений, твёрдым и холодным, как сталь, характером.
В какой именно момент она изменилась, став такой, Лиза не знала, да и не хотела знать. Однако злость начала разгораться в ней ещё тогда, в Бресте, когда вслед за супругом на её глазах погибла и сестра. Штурм продолжался долго, и Лиза сражалась наравне с мужчинами, до последнего защищая Брест, а когда немцы всё-таки взяли крепость, успела укрыться вместе с Лидой в подвале одного из уцелевших домов. Уходить вместе с другими женщинами и детьми она просто отказалась.
– Я не буду позорно бежать, - заявила она, глядя в глаза командиру.
– Я не пойду добровольно к ним. Чтобы меня пленить, им сперва придётся меня убить.
– Отчаянная ты деваха, - вздохнул командир.
– Только все мы тут смертники, и выбора жить или умереть у нас нет.
Лиза решительно передёрнула затвор винтовки. В зелёных глазах полыхнул огонь.
– Зато есть выбор, как умереть: трусливо, в плену, или как настоящий солдат.
Он тяжело похлопал её по плечу и, повернувшись к солдатам, обвёл их усталым взглядом из-под густых чёрных бровей.
– Держать оборону до последнего. Это приказ.
Они расположились в разрушенных взрывами казармах. Боеспособных солдат оставалось всего шестеро, ещё четырнадцать были ранены. Остальные погибли. Ребята подтащили к окну пулемёт, заправили последнюю ленту на двести пятьдесят патронов и затаились. Лиза зажмурилась на мгновение. В голове обрывками тумана ползали смазанные мысли: господи, не дай умереть, защити, помоги.
Она никогда не верила в бога, но сейчас просто не знала, на кого надеяться и кого просить
Лиза сжала ствол винтовки так, что побелели костяшки пальцев, и глубоко втянула носом воздух. Командир прав: все они тут смертники.
Сперва в крепость вошли танки, за ними с автоматами наперевес шли солдаты. Холёные, в новой без каких-либо дыр форме, с полными воды фляжками на поясах. Лиза подобралась к окну и прицелилась. Отдача больно ударила в плечо, заставив отшатнуться назад. Она перезарядила винтовку и снова выстрелила. Перезарядила, выстрелила. Перезарядила, выстрелила. Рядом с шипением строчил пулемёт.
К окнам подполз один из раненых и дёрнул Лизу за юбку. Она вздрогнула и обернулась. Он протягивал ей гранату-"лимонку" на раскрытой ладони и улыбался растрескавшимися губами. По лицу градом струился пот и смешивался в потёками высохшей бордовой крови.
– На, сестрёнка, - прошептал он.
– Если что... войдут сюда... ты нас не жалей. Права ты, лучше так, чем в плен...
Немецкие пули со свистом били по стенам, и на пол сыпалась мелкая кирпичная крошка. Лиза взяла гранату, перебежала, пригнувшись, на другую позицию - тут её могло зацепить рикошетом - и снова прицелилась. Бабах!
– и очередной немец свалился на брусчатку, подмяв своим телом пробивающуюся сквозь стыки сорную траву.
– Толково шмаляешь!
– выкрикнул пулемётчик.
– Прямо точно по цели, без промаха!
Лиза гордо вскинула голову.
– Я дочь полковника Строкина.
Когда-то, когда Лиза была маленькой, она хвасталась подружкам и мальчишкам из класса, что умеет стрелять из настоящего автомата. Никто ей, конечно, не верил, а они с отцом продолжали заниматься стрельбой, рукопашным боем, учили правила маскировки на местности. Лиза не знала, зачем ей это нужно, но учиться было интересно - отца она обожала, он всегда был для неё непререкаемым авторитетом и любое, даже неинтересное занятие с ним принимала на "ура". Она научилась ездить верхом, владеть саблей, штыком и палашом, и отлично разбиралась в устройстве любого огнестрельного оружия, даже могла собрать и разобрать автомат с завязанными глазами. В общем, была самым настоящим солдатом.
А ещё отец научил её не сдаваться. Он воспитал в старшей дочери такие стойкость и силу духа, каким мог позавидовать любой бывалый вояка, а упрямый своевольный характер сделал эту стойкость непоколебимой и прочной. Лиза была хрупкой, мечтательной девушкой с железным характером и неистребимым желанием жить.
В детстве ей много раз доводилось слышать рассказы отца о войнах, в которых он участвовал. Лиза иногда пыталась представить себе войну. Но сейчас она понимала, что никогда на самом деле не представляла её себе. Не представляла, что она может ворваться в твой маленький уютный мирок огненным ураганом и одним махом уничтожить всё, что было, превратив в пепел. Не представляла её именно вот такой, простой и страшной, что однажды придётся взглянуть ей в лицо - окровавленное, с чёрными провалами глазниц и оскалившимся ртом.