Когда была война
Шрифт:
И тут взвилась автоматная очередь.
Штандартенфюрер упал, как подкошенный. Водитель тоже свалился на землю и прикрыл голову руками, конвойные укрылись за автомобилем. Но выстрелы не повторились. Они прозвучали в ночи всего один раз, а потом снова воцарилась тишина - неестественная, зловещая, гнетущая.
Вальтер уловил движение боковым зрением и медленно повернул голову, уже зная, кого увидит перед собой. Кого?.. Или что?.. На густо поросшем сочной сладкой травой берегу стояла фрау с автоматом. Ласковый летний ветерок трепал кружевной подол её изодранной
Вальтер испуганно отпрянул, вскинул винтовку и дёрнул затвор. На это ушла всего лишь секунда, но когда он снова поднял взгляд, на берегу уже никого не было. Только журчала тихонько мутная вода, плавно покачивая тонкие стебли водорослей, да на мелкой ряби дрожала тонкая лунная дорожка.
2.
21 июня 1941 года.
Брестская крепость,
БССР.
Лиза осторожно погладила нежный шёлковый атлас свадебного платья и счастливо улыбнулась. Наконец-то! Наконец-то этот долгожданный и самый счастливый в её девятнадцатилетней жизни день наступил! День, когда она станет законной супругой горячо любимого человека.
Дверь приотворилась, и в комнату заглянула Лида - младшая сестра и самая близкая подруга. Она улыбнулась и шагнула за порог. Глаза её сияли, как два маленьких солнца: кажется, она радовалась за Лизу сильнее, чем сама Лиза.
– Лизок!
– с восхищением прошептала она.
– Ты такая красивая!
– Правда?
– счастливо засмеялась та и повернулась к зеркалу.
Подол длинной юбки мягко колыхнулся и сверкнул тусклым отблеском разгорающегося дня, а Лиза придирчиво оглядела себя с головы до пят. Изысканная, уложенная замысловатым узором причёска, неяркий нежный макияж, сверкающее ожерелье на шее. Его, как и фату, Лизе подарила мама - когда-то она надевала их на свою собственную свадьбу. Лиза аккуратно погладила пальцами воздушный фатин и, накинув вуаль на лицо, улыбнулась самой себе. Большие зелёные глаза сверкали двумя изумрудами, на щеках алел румянец, а сердце то и дело сжималось в сладком предвкушении того самого заветного момента.
Фата эта досталась маме тоже по наследству - от бабушки, которая когда-то была фрейлиной императрицы Александры Фёдоровны. Бабушка утверждала, что императрица и преподнесла ей этот дорогой подарок, когда узнала, что она выходит замуж.
– Вызвала к себе, - вспоминала бабушка, - и вручила коробку. Я открываю, а там это чудо лежит! А императрица-то и говорит, мол, вот тебе и от меня подарочек к свадьбе, Екатерина Васильна! И улыбается. Улыбка такая у неё была... хитрющая! Лукавая!
В детстве Лизе очень нравилось слушать бабушкины рассказы, и она частенько приставала к ней с просьбой рассказать об императрице. Ей казалось невероятным, что бабушка своими собственными глазами видела ту самую Александру Фёдоровну. Лиза садилась в кресло и, затаив дыхание, слушала дребезжащий старческий голос, что повествовал ей о блистательных пышных временах последнего российского императора.
– А она красивая была?
– спросила как-то раз Лиза.
В фантазиях Александра Фёдоровна рисовалась ей как самая изысканная и великолепная женщина на свете. Ведь все
– Кто?
– не поняла бабушка.
– Ну, царица Александра.
Бабушка кивнула.
– Красивая. Очень. Глазищи такие - на пол-лица! Волосы густые-густые, кучерявые все. Ручки нежные, холёные, пальцы тонкие. Красивая была женщина, да. А одевалась как! Всё со вкусом подбирала. Особенно шляпы любила. Тогда было модно большие такие носить, тяжёлые, с лентами и цветами.
– А император какой был?
– не отставала Лиза.
Бабушка перекусила зубами нитку, которой штопала носок, и деловито поправила круглые очки.
– А император такой... молчаливый. Высокий тоже, статный. Всё время руку за отворот мундира закладывал. А взгляд у него какой был! Как глянет пронзительно, аж провалиться сквозь землю хочется! Грозный был, суровый, но добрый. Даже приговорённых к казни миловал. А потом, внученька, война грянула, потом революция... жениха моего тогдашнего и убили. Он-то за белых был. Потом и гражданская подоспела. Куда мне деваться было, пошла за твоего деда замуж. Он мужик видный был, статный, полком командовал. Всё ухаживал за мной. Красиво ухаживал, букеты носил, в театры водил. А то, что из крестьян...
– Она со вздохом махнула рукой.
– Это уже значения особого-то и не имело.
Фата была длинной, до самого пола. По краю тянулась тонкая серебряная вышивка с вплетением маленьких жемчужин, сверху сияла шикарная диадема. Конечно, неуместная роскошь для дочери красного командира, но Лиза во что бы то ни стало хотела выглядеть великолепно в самый торжественный и волнительный для себя день, и простая тюлевая фата, какую надевали на свадьбы большинство девушек, казалась ей блёклой. Она снова и снова представляла себе тот момент, когда гости закричат: "Горько!", и Вадим откинет с её лица мягкие складки ткани. И поцелует. Впервые поцелует не как невесту, а как жену и спутницу жизни. Отныне и до гробовой доски.
В доме с утра царила оживлённая суета. Мама, смаргивая набегающие слёзы, перетирала на кухне специально припасённый для торжественного случая хрусталь, бабушка подшивала шёлковую сорочку - скроенный своими руками подарок любимой внучке. Её дрожащие от старости руки стежок за стежком пришивали к подолу длинную ленту тонких ажурных кружев, иголка мелькала маленькой острой рапирой. Отец ушёл куда-то ещё до того, как Лиза проснулась. Вернулся он к полудню, с большой картонной коробкой в руках, и спрятал её в их с мамой спальне. А на вопрос Лизы, что там, с загадочным видом ответил:
– Ещё не пришло тебе время смотреть, что внутри.
Лиза послала ему счастливую улыбку. Ей всё сегодня казалось другим, будто оно было счастливо заодно с ней: и сам дом, и тихий уютный садик позади него, и увитые вьюнком верёвочные качели на зелёной лужайке, и пыльный узкий тротуар, и старая вывеска с нарисованными ножницами над дверью парикмахерской. Весь их военный городок вдруг расцвёл в один миг, неуловимо преобразился, и теперь каждый предмет, каждый даже самый мелкий камешек под ногами жизнерадостно улыбались ей, а солнце весело смеялось, согревая тёплыми июньскими лучами землю.